А в голове волчком вертится неотвязная мысль: «Не может быть, чтобы листок вырвали случайно. Из всего журнала этот „курильщик“ выбрал страницу именно за шестнадцатое апреля. Необъяснимое совпадение…» Ощупью, в потемках, но я иду по верному следу.
— Ты заезжай, парень, — говорит на прощанье Полунчик. — Корешам всегда рады…
Машина, преданный друг, встречает ласковой воркотней мотора. Заснеженный тракт липнет к колесам.
Сразу за Наволочным один за другим выстраиваются столбы с грозными надписями: «Обгон строго воспрещен», «Ремонт пути».
Груды щебня и песка свалены на правую сторону дороги. Все ближе и ближе 442-й, последний Жоркин километр.
С трудом втиснув свой пульман между щебнем, пропускаю встречную колонну медленно ползущих, сбившихся в кучу машин. Едва последний автомобиль освобождает дорогу, я вырываюсь вперед.
Приближается столбик с цифрами «442».
Тащусь как можно медленнее, прижавшись к откосу, круто уходящему вниз. На дне расщелины клубится паром ручеек. На синеватой хвое кедров ватными хлопьями висит иней.
Вон и машина внизу, у ручья. Не машина, а то, что осталось от нее.
Так выглядят обглоданные зверьем скелеты. Черный остов будто врос в снег. С машины сняли все, что можно было снять. Только тяжелая рама осталась как памятник лежать среди тощего обломанного березняка.
Мне писали: авария — результат скольжения, буксовки на заледеневшем тракте. Но почему же он не выскочил?
Подавшись вправо, я едва успеваю выворачивать руль, чтобы самому не полететь под откос. А что, если бы мой тягач подтолкнули сзади?
Представь себе: апрель. На дороге лежит слой влажного талого льда. Толчок — и мой ЗИЛ катится по склону. Переворачивается. Ударяясь о каменные зубья, рвет в клочья металл. Следствие, если оно всерьез заинтересуется происшедшим, постарается выяснить, кто же ехал следом. Диспетчерский журнал неминуемо выдаст. Поэтому на всякий случай виновнику надо уничтожить записи.
Так ли это было?
Я останавливаю ЗИЛ, притиснувшись к краю обрыва. Здесь очень узкий тракт — трудно разъехаться.
Осторожно, цепляясь за деревья, спускаюсь вниз, к ручью. Обломанные, расщепленные стволы обозначают крутую траекторию, по которой падала машина.
Вот здесь она ударилась о камень — до сих пор на диабазовом монолите сохранились темные пятна масла. Вероятно, кабина сразу же перекосилась и дверцу заклинило, поэтому Жорку не выбросило при толчке.
Но почему все-таки Жорка не выпрыгнул, как только машина начала сползать под откос?
Он же был классным шофером, понимал, что происходит.
Только неожиданный и предательский удар сзади — буфером в колесо — мог сбросить его под откос.
ebooksa