— Не совсем так. Ничего нового у меня нет. Просто мне удалось убедить Леддера, что мой отец действительно принял радиограмму.
— Слушайте, Фергюсон, вашему сообщению было уделено самое серьезное внимание. Мы не смогли найти ни единого радиооператора, принявшего сигнал. А когда из полиции поступило сообщение обо всех обстоятельствах дела… — Тут он пожал плечами, давая понять, что с моим отцом все ясно.
— Ларош пришел, — объявил от двери Лэндс.
— Пусть подождет, — отмахнулся Макговерн. — Вот что, Фергюсон, сейчас сюда войдет Ларош. Отныне он будет сам слушать все, что вы станете говорить. А посему подумайте хорошенько. И ознакомьтесь вот с этими бумагами. — Президент компании протянул мне пачку листов и вместе с Лэндсом вышел из комнаты.
Я принялся машинально проглядывать документы. Здесь было все — обзор записей отца, мое заявление для полиции, описание радиоаппаратуры, техническое обоснование невозможности приема радиотелефонограммы с такого расстояния, доклад Леддера и, наконец, отчет психиатров, гласивший, что в случае с отцом имел место факт явного помешательства.
Я швырнул бумаги на стол и снова достал свой листок с записями. Почему отца так интересовал именно Ларош и его реакция на вопросы о Львином озере? В документах, которые дал мне Макговерн, не было объяснительной записки пилота. Президент компании не станет мне помогать, это ясно. А сам Ларош? Он сумел убедить Паолу в смерти ее отца… Я не знал, что и думать. Может, Лэндс прав и я должен оставить все как есть?
Дверь за моей спиной открылась, и вошел Макговерн.
— Ну что, прочли?
— Да. Но я не нашел здесь заявления Лароша.
— Он сам расскажет вам, что случилось. Но, прежде чем пригласить его, давайте выясним, все ли факты отражены в документах.
— Мне показалось странным то, что написали психиатры, — сказал я. — Судя по их отчету, мой отец был просто наблюдателем, а между тем он имел ко всей этой истории самое тесное касательство.
— То есть?
— Психиатры не знали о прошлом отца и оттого не смогли увидеть смысл в вопросах, которые он задавал Леддеру, и в рисунках.
— Как так?
— Вы слышали об экспедиции девятисотого года?
— Да, — ответил Макговерн, и его тон внезапно показался мне настороженным.
— Так вот, судя по всему, начальником той экспедиции был мой дед.
— Ваш дед! — Это известие, казалось, повергло его в смятение.
— Теперь вы, возможно, поймете, почему отца так интересовал Лабрадор, — продолжал я. — Это объясняет все те вопросы, в которых психиатры не нашли смысла.
— Стало быть, Джеймс Финлей Фергюсон — ваш дед. Я это подозревал. И Берт тоже. Господи! Родня в третьем поколении. Но ведь все ограничивалось слухами, не более того. Ничего так и не доказали. Что вам известно о той экспедиции?