— Это без потерпевшего-то? — откровенно улыбнулся Батон.
— Почему же без потерпевшего? Я его найду, это я тебе точно обещаю.
— И что это вы так со мной надрываетесь?
— Потому что у нас с тобой отношения принципиальные. Помнишь, когда я был щенком, я тебе сказал, что воровать нехорошо, а ты смеялся надо мной? Помнишь?
— Допустим.
— Вот я и сейчас считаю, что воровать нехорошо. Совсем плохо. Просто отвратительно. И все нормальные люди так считают. Но тебе и на меня, и на всех нормальных людей, и на все, что мы считаем правильным, просто наплевать. Поэтому я обязан тебе доказать, что воровать нельзя. Понимаешь, нельзя. И каждый раз, как ты украдешь, буду являться я, ловить тебя и сажать в тюрьму. И это будет до тех пор, пока тебе вся эта жизнь смертельно не надоест и позарез понадобятся войлочные тапки. Вот тогда вместе и купим их.
— А не наоборот? — хитро прищурился Батон. — То есть вам смертельно надоест, а не мне? А? И вы в отставку… А я спокойно куплю тапки.
Мы все засмеялись, и обстановка у нас была непринужденная, легкая, как за обеденным столом в санатории, во всяком случае, вид у нас был именно такой. Я открыл сейф, достал из него несколько папок, железнодорожное расписание и сказал:
— Шутки шутками, но пора найти потерпевшего. Нам поможет твой преступный почерк…
— Пустячок, а приятно, — оживился Батон, — Обычно мой дедушка перед тем, как мне всыпать, посылал меня проверить, хорошо ли вымокла лоза… При чем здесь мой почерк?
— При том, что ты никогда не хватаешь в вагоне первый попавшийся чемодан. Ты намечаешь себе жертву и «пасешь» ее, дожидаясь нужного момента. Этот нужный момент определяется, конечно, и фартом, «воровским счастьем», но в первую очередь расчетом: по пути следования есть несколько станций, где встречные поезда останавливаются либо одновременно, либо через несколько минут после отправления твоего поезда. Поэтому ты воруешь только на этих станциях. Таких остановок на пути несколько, и здесь уж везение просто необходимо: если на первой станции обстановка для кражи неблагоприятная, ты дожидаешься следующей, иногда третьей, а иногда и весь прогон бывает холостым. Но, как только подворачивается момент, ты берешь чужой чемодан и тотчас же пересаживаешься во встречный поезд. И удаляешься от потерпевшего с удвоенной поездной скоростью. Пока человек хватится, пока доедет до следующей остановки, заявит в милицию, пока передадут по линии, — ты уже вместе с толпой пассажиров сходишь на платформе в Москве, садишься в такси и отправляешься восвояси. Если, конечно, не останавливает на привокзальной площади инспектор Савельев, знающий тебя по фотографиям в лицо и интересующийся содержимым твоего чемодана. Как тебе нравится мой рассказ?
— Довольно занимательно. Но с потерпевшим-то что? Без него это только психологический этюд. Увлекательный. И не более… Как вы любите говорить, доказательственной силы в суде не имеет.
— Точно, нужен потерпевший. Ты, Батон, человек умный, опытный и правильно догадался, что потерпевшего у нас нет. Поэтому мы займемся сейчас его вычислением. А ты, может быть, если ошибемся, подскажешь.
— Ну, это уж увольте. Я в уголовном розыске зарплату не получаю, чтобы вместе с вами самого себя ловить.
— Да что вы все: «деньги» да «зарплата»! — удивился Сашка. — Ведь есть же интерес академический, бескорыстное творчество.
— Как же, как же! Мне за творческое удовлетворение «пятерик» сунут, а вам по медали. Ничего себе премии на вашем конкурсе!
— За вас, Дедушкин, медаль не дадут, — сказал Сашка. — У нас медали скорее дают за храбрость, чем за сообразительность.
— А нам в суде больше за сообразительность дают, — огорчился Батон.
— Так у вас сообразительность, Дедушкин, вредная, за это и дают много, — вежливо объяснил Сашка.
— Ну-ну, посмотрим, у вас какая сообразительность, — сказал Батон, — может быть, вам правильно медалей не дают.
ebooksa