— Этого не обещаю. Но я предлагаю двинуться не вдоль проблемы, а вглубь.
Шарапов поднял белесую бровь. Я разложил на столе оперативную схему и развернутый план по делу.
— Дальнейшая разработка и допросы Батона представляются мне бесперспективными. Сознаваться он не станет. Но мне не дает покоя крест. Странный он очень, этот крест. Поэтому я хочу исследовать в архиве Верхсуда дело атамана Семенова. Это раз. А затем самое главное: надо связаться с болгарским уголовным розыском — запросить их об этом Фаусто Костелли. Вчера он приехал в Софию. Если он вполне респектабельный человек, надо попросить болгарских коллег порасспросить его о чемодане.
Шарапов зачем-то надел очки и посмотрел на меня исподлобья сквозь дымчатые стекла. В это время постучал в дверь Савельев:
— Разрешите присутствовать, товарищ подполковник?
— Присутствуй.
— Давайте еще раз с Батоном поговорим, — предложил я.
— Бесполезно, — с ходу включился в разговор Сашка. — Это же не человек — это кладбище улик.
Но Шарапов уже снял телефонную трубку и коротко приказал:
— Дедушкина ко мне, — положил трубку на рычаг и сказал нам: — Поговорим и, по-видимому, отпустим…
Сашка, который не слышал начала нашего разговора, взвился на диване, как петарда:
— То есть как это «отпустим»? В каком смысле?
— В прямом, — спокойно сказал Шарапов. — Тем более что Батон не иголка, фигура всесоюзно известная, и в случае чего — никуда от нас не денется. — Он быстро взглянул на меня и снова повернулся к Савельеву. — Я думаю, что у Тихонова уже лежит в папочке постановление о его освобождении. А, Стас?
— Допустим, что лежит, — сказал я зло.
Сашка посмотрел на меня так, будто я предал его в тяжелую минуту. Он спросил растерянно:
— Как же это можно? Он ведь вор… Он же отъявленный ворюга…
— Да, он вор. Но мы не доказали этого, — сказал Шарапов грустно. И я подумал, что, когда он нас хвалит, он говорит — ВЫ это хорошо сделали, а когда мы в провале, он говорит — МЫ этого не смогли сделать.
Сашка обернулся ко мне, будто ища моей поддержки:
— Ну ты-то что молчишь? Для чего же я его поймал? Ведь его нельзя выпускать. Он ведь завтра снова чего-нибудь украдет.
Шарапов положил очки на стол и сказал задумчиво: