— Конечно, здесь есть и отрицательная сторона, — согласился я, — но не надо забывать, что чем больше богатеют отдельные лица, тем богаче общество. Полученные деньги можно вкладывать…
— Во что? — перебила Дорна.
— В рудники, фабрики, производящие электротехническое оборудование, в железные дороги…
— Которые будут принадлежать иностранцам?
— Но и островитянам тоже.
— И эти люди будут становиться все богаче?
— Может быть. А могут и потерять свои капиталы. Часть предприятий будет разоряться.
— А зачем нужны предприятия, которые разоряются?
— Тут уж ничего не поделаешь, Дорна.
— У нас никто не разоряется, даже если случается оползень, ураган или недород. И все потому, что мы не беремся делать то, чего люди не хотят или к чему не готовы.
— Большинство предприятий, конечно, и не разорится. И работающие на них люди будут становиться богаче. И обязательно начнут основывать новые предприятия, и не только в Островитянии — повсюду… Но есть и другая сторона дела. Во многих странах, Дорна, тоже необходимы перемены. В мире так много нищеты. Капиталы, заработанные на тех же рудниках, помогут бедствующим народам.
— Когда-нибудь рудники истощатся.
— Тогда можно будет начать новое дело.
— И так — пока из земли не выжмут все соки? И все новые сотни и тысячи людей будут жить, истощая земные богатства, сами обреченные на гибель, когда в мире ничего-ничего не останется.
— Нет, — сказал я. — Развиваясь, наука откроет новые источники.
— Мне кажется, это долгий и рискованный путь, — возразила Дорна. — Но в одном вы правы. Мы здесь должны учитывать, чего хотят люди в других странах. Если они хотят, чтобы мы играли с ними в их игры, то, пожалуй, нам придется им уступить, иначе у нас все отнимут силой. Но между нами и иностранцами слишком большая разница. Они никогда не станут заботиться о своих семьях, как мы. Мы, островитяне, заботимся не только о своих родителях, о своих бабушках и дедушках, о своих детях и детях своих детей, но и о тех, кто давно ушел, и тех, кто придет вслед за нами, о маленьких Дорнах и Лангах, которые будут жить через многие сотни лет после нас. Иностранцы не думают о том, как устроить мир так, чтобы их потомки были в нем по крайней мере не менее счастливы, чем они. Им не терпится затеять что-то новое, хочется каких-то ужасных перемен, и они совсем не думают, к чему могут привести их затеи, или слепо полагаются на удачу. Вот чем мы — некоторые из нас — отличаемся от них. Если тут все останется как было и нас не будут трогать, то жизнь здесь и через сотни лет будет такой же, как сегодня: а сегодня, когда вокруг все растет, когда каждый день новая погода, и столько прекрасных мест, красивых, как и прежде, и рождаются и растут новые люди, — нам и так всего достаточно, иногда даже слишком. Богатства нашей земли не исчерпаны и наполовину, и практически неисчерпаемы, — пока растут и сменяются поколения, и молодые люди учатся новому, и у них появляются новые идеи. Вот в чем для нас суть жизни, Джон, а новшества, которые предлагают иностранцы, — железные дороги, механические плуги, электричество — все это чепуха, за которую не стоит платить столь дорогой ценой, меняя всю нашу жизнь и ставя наших детей под угрозу разорения и гибели!
Голос Дорны то и дело прерывался, иногда она улыбалась, но вообще была очень серьезна. Мне даже подумалось, уж не специально ли это подготовленная и затверженная речь. Было волнующе видеть ее такой воодушевленной и сияющей.
— Вы полагаете, что Островитяния будет счастливей такой, какая она есть, — сказал я. — Но где же доказательства?
— Для нас это совершенно ясно; для нас, но не для Моры. И все равно — мы докажем свою правоту! Я уверена. Так что если хотите переубедить нас, Джонланг, то напирайте больше на то, как сэкономить время, а не на то, как делать деньги.
Уверенность Дорны в конечной победе их дела встревожила, даже испугала меня. Представив, что меня высылают из Островитянии, я почувствовал легкую дурноту.
ebooksa