Искатель. 1979. Выпуск №2 ,

…Сорок восемь часов… За этот срок Везувий раз пять мог бы засыпать пеплом Помпею и Мировой океан по меньшей мере трижды поглотить Атлантиду. В мире же Багрянова, слава богу, двое суток минули без потрясений и катастроф. Все странным образом притихло, и даже Петков не предъявляет претензий к не слишком пространным моим рассказам о деятельности конторы на улице Графа Игнатьева. Он словно бы ждет чего-то и потому тянет время, хотя старается при этом, чтобы все выглядело как обычно. Допросы сменяются отчетами, отчеты — допросами, я говорю и пишу, а Петков слушает или читает, не уставая и не нервничая. Сегодня подставной вторично навестил модный магазин и вернулся ни с чем. Петков сообщил мне об этом и с ровной, ничем не нарушенной угрюмостью выслушал ответ. Сказал:

— Мы попробуем еще раз, — и, помедлив, попросил меня снова написать о явке и технике связи.

Дописав новый — какой там по счету? — отчет, я слоняюсь по вилле и бью баклуши. Впрочем, это только так кажется, что я ничего не делаю: голова у меня работает, а ходьба помогает думать. Отмеряя километры по этажам, я, к примеру, пришел к выводу, что засветился в самой Софии. Не раньше. От границы я несколько раз проверялся и теперь, сопоставив всякую всячину, пришел к убеждению, что не проворонил бы наблюдение. Это совсем немаловажно! Если меня срисовали в гостинице или на улице, я могу быть спокойным за судьбу чемоданчика, ждущего своего владельца вне пределов досягаемости ДС. Более или менее спокойным…

И все же где меня засекли? В гостинице, очевидно. Больше негде. Скорее всего подвел старый паспорт, и я должен признаться, что был не прав, убеждая Центр в его надежности. Петков зря ломал комедию с конторой — он с самого начала знал, что Слави, сидящий с ним в сладкарнице и якобы прибывший из Добрича, и софийский коммерсант Слави Николов Багрянов, без вести пропавший более года назад, — одно лицо. Знал он и то, что границу я пересек нелегально, ибо в паспорте не было виз и таможенных штампов; и, наконец, он обязан понимать, что ожидать от меня правды — все равно что пытаться печь пирожные из снега.

Так в чем же соль? Почему он возится со мной, не применяя крайних мер и полагаясь на психологию и нелогичные ходы? Ставит на перевербовку?

Я закуриваю «Картел» и, сопровождаемый Бисером, иду в оранжерею. Здесь темно и холодно. Стекла, покрытые снегом, не пропускают света. Я задираю голову, силясь сквозь серую муть различить мерцание звезд.

— Тебе нравятся звезды, Бисер?

— Гы! — говорит Бисер и подталкивает меня к двери. — Дуряук!

Звонок в парадное возвещает, что доставили вечернюю почту. Только почтальон пользуется электрическим сигналом; остальные либо стучат трижды, с неравными перерывами, либо имеют свои ключи. Письма при мне не приходили, одни газеты — скучные, как плохой анекдот. «Утро», «Зора», «Вечер», «Днес». Полный набор прессы, доносящей до читателя высокое слово, угодное двору и Берлину, слепым шрифтом и на дешевой бумаге. Обычно я их не читаю, но сегодня при звуках звонка сердце мое вдруг подпрыгивает к горлу, торопя Багрянова навстречу Марко с пачкой газет в руках.

Два дня ожидания… И Искра пропала. Словно в воду канула, словно и не приезжала сюда, и все, о чем мы с ней говорили, причудилось мне. Спокойно, Слави, спокойно! С собой не стоит лукавить: ты все время ждал — Искру или «Вечер», и не делай, пожалуйста, незаинтересованного лица, забирая газеты у Марко.

Я на ходу перелистываю «Слово», складываю его по сгибам. Подождет. Сначала «Вечер». Не эта страница, последняя. Та, где печатают объявления. Есть или нет?

Рамочки. Виньеточки. Рекламные шрифты. А в углу — между призывом вернуть за приличное вознаграждение пропавшего спаниеля и извещением о распродаже в магазине Дирана Барояна — три строчки курсива: «Лев Галкин разыскивает старых соратников по Галлиполийскому лагерю. Соблаговолите откликнуться — София, почта, до востребования. Буду рад получить весточки».

Окончание в следующем номере

Гюнтер ШПРАНГЕР

НА ПРЕКРАСНОМ ГОЛУБОМ ДУНАЕ[9]

Произошло убийство. На вилле бизнесмена Вальтера Фридемана, одного из членов фашистской организации ССА («Союз Свободной Австрии»), была задушена в спальне его жена Дора Фридеман, сам же хозяин виллы был найден повешенным на дереве. Тогда же по поручению некоего Ритцбергера картежным игроком Ловким была украдена папка из кредитного бюро Фридемана, в которой содержалась секретная переписка с руководящей верхушкой ССА.

Кто убил Вальтера Фридемана и его жену? Какая связь между похищением папки и убийствами? Эти вопросы встают перед Максом Шельбаумом, обер-комиссаром Венской полицейской дирекции. Под подозрение попадают люди, которые накануне убийства были на вилле Фридемана: компаньон строительной фирмы в Ганновере Деттмар, владелица бара Ковалова, художник Вернер Фазольд, экономка Лиза Хеттерле. Кое-кто из этих людей был связан с Фридеманом еще по нацистской Германии. Вскоре становится известно, что настоящая фамилия Лизы Хеттерле — Эдельгард Бузенбендер, которая в годы второй мировой войны являлась активным функционером фашистской женской молодежной организации. Возникает предположение, что тайна убийства Фридемана связана с его прошлым.

Не очень симпатичным человеком оказался этот Деттмар. Одно его прошлое, хотя явно и подстриженное, настораживало Шельбаума. «Один из бывших нацистов, — подумал он, — которые умело сочетают свои прежние взгляды с деловыми операциями». Деттмар не мог утаить, что связи с Фридеманом он завязал и поддерживал через ССА и что сам он является членом одной организации в Федеративной республике, которая, как он выразился, «поддерживает дух былого фронтового товарищества». Единственное, в чем обер-комиссар верил ему, было то, что он ничего не знал о прошлом Фридемана. Вальтер был не столь глуп, чтобы посвящать других в свои дела. О террористах Деттмар вообще не имел представления. Правда, он хотел бежать, но инспектор Бурдан ошибочно приписал ему связь с террористами. То, что он оказался в доме Леенштайнера, было чистой случайностью. Направление к границе ему мог бы показать на улице любой человек.

— И для этого надо было просвистеть «Эдельвайс и Энциан»? — иронически спросил Шельбаум.

— Да, это служило паролем. Тогда бы мне обязательно помогли, — заявил Деттмар.

Раздраженный такой наглостью, Нидл хотел подняться, чтобы приняться за него как следует, но Шельбаум движением руки остановил его.