Айронсайд дал команду на выдвижение. Надо будет упредить красных. Он бросит на них русский батальон. Пусть они друг друга колют штыками, друг другу ломают черепы. Потом он пошлет своих британских и американских орлов считать трупы русских солдат.
Прием не нов, но – действенный…
Атака оказалась бесполезной. Да, собственно, атаки и не было. Мобилизованный русский батальон отказался убивать своих же, русских. Вместо наступления, забросив винтовки за спину, батальон всеми тремя ротами и ротой поддержки (три ручных пулемета и отделение автоматических ружей) по глубокому снегу с криками: «Не стреляйте! Мы – свои!», размахивая меховыми шапками, отправились сдаваться в плен.
Красноармейцы сначала не поняли, в чем дело: солдаты противника сбившимся бараньим стадом бредут в снегу по пояс, что-то выкрикивают. Кое-кто подумал: психическая атака – засиделись янки в теплых избах, пьяные разминают кости.
Красноармейцы открыли огонь из трехлинеек, но скоро стрельбу прекратили, командуя в разнобой:
– Отставить! Не жечь патроны!
Дождались подошедших.
– Сдаемся! Сдаемся! – кричали солдаты по-русски. Хотя, по добротному обмундированию не скажешь, что это русские: короткие желтоватые шинели, меховые шапки с козырьком, ботинки, на обмотках – гетры.
– Коль сдаетесь – бросайте ружья!
Подходившие, тяжело дыша, через голову снимали винтовки, не бросали, а ставили в снег, как в пирамиду.
Здоровались. Знакомились.
Красноармейцы спрашивали:
– Вы – интервенты?
– Мы – русские, робяты. Нас, робяты, захомутали…
Для своих «интервентов» переводчик не требовался. Раздавались упреки:
– А морды отъели, как настоящие американцы…
44
Генерал Эдмунд Айронсайд вызвал в штаб исполняющего обязанности командира Славяно-британского легиона полковника Богатова, поставленного на эту должность по рекомендации генерал-лейтенанта Миллера. Евгений Карлович знал полковника Богатова как толкового командира пехотного полка, кавалера двух офицерских «Георгиев». Невысокого роста, худощавый, с мягким взглядом бирюзовых глаз, без лишних движений рук, внешне он представлял собой образец славянина-северянина. В свои тридцать пять лет Богатов выглядел красавцем, на него засматривались женщины. На что американка Эльма Ферстер, медсестра из госпиталя, однажды на приставания Айронсайда дерзко ответила: «Были бы вы, как русский полковник Богатов, а вам…вам бы выступать на ринге…»
Американка очень хотела понравиться русскому полковнику. Как-то на банкете подвыпивший командующий с генеральской прямотой надерзил своей американской землячке: «Вам, крошка Эльма, не стоит ластиться к русскому. Разве мало вам наших жеребцов?» Это уже было оскорбление, и она демонстративно все чаще упоминала имя полковника Богатова, дескать, он и умный, и красивый, и храбрый – не вам чета.
Эдмунд Айронсайд возненавидел и.о. командира Славяно-британского легиона. Он только ждал случая для расправы с русским полковником. И такой случая представился.