«Да-а... Работка».
В дверь робко постучали, и после того как Николай крикнул: «Да-да», в комнату вошла молодая, в модном пальто и в такой же, как воротник, мохнатой шапке из чернобурки, красивая женщина. Она медленно и нерешительно подошла к столу, и Николай понял, что он как будто видел где-то эту женщину с подведенными стрелками в уголках глаз, с неестественно бледной помадой на губах. Но где и когда, решительно припомнить не мог.
— Вы ко мне?
— Да. Вы меня не узнаете?
— Нет...
— Я же Петрова! Лариса Федоровна Петрова. Крановщица. Помните?
— А-а... — совсем растерялся Николай. Никогда он не мог подумать, что та неуклюжая, хоть и миловидная девушка в брезентовой робе поверх стеганки, в платке, с обветренным лицом и вот эта смуглая, модно одетая, просто красивая женщина — одна и та же Лариса Федоровна.
— Я к вам вот по какому делу... Все думаю, думаю и вот что вспомнила. Может быть, это и не важно, но... А может быть, и важно. Судите сами.
— Вы садитесь, садитесь.
Она села, потрогала свою огромную мохнатую шапку на густых и, видимо, крупно уложенных темных волосах: локоны выбивались возле ушей.
— Я вспомнила, что в день убийства Андрей Яковлевич уехал с работы не в три часа, как все, а часов в двенадцать. Сразу после обеда.
— Это вы точно знаете?
— Точно. В обеденный перерыв мы разговаривали с ним, я взяла билеты в кино на вечер, на себя и на него, и сказала ему об этом. Он хмуро посмотрел на меня и грубовато — он всегда последнее время был грубоват — сказал: «Знаешь, Ларка, ни к чему это. Ты человек хороший, ты себе и помоложе найдешь, а я сейчас еще ничего не знаю. Потому честно тебе говорю — не надо». Мне не то что обидно стало, а грустно. Я же к нему с открытой душой — жалко мне его, а он вот так. Я сразу пошла на кран, залезла в кабину, включила отопление и сижу надувшись. А мне далеко видно. Вижу, что Андрей Яковлевич вышел из столовой, огляделся и прямиком к автобусной остановке. Тут как раз автобус остановился. Он побежал и успел сесть.
— В какое это время произошло?
— Я же сказала: сразу после обеденного перерыва. После двенадцати. И тут глазное вот что: на той остановке останавливаются только два автобуса — аэропортовский и тот, что ходит до загородного дома отдыха. Знаете?
— Знаю... — вздохнул Грошев: ему вдруг очень захотелось, чтобы она прекратила этот разговор. Он очень устал. Нервы не выдерживают таких ударов. Но он должен был слушать и слушал.
— Ну вот я и подумала: если убийство произошло точно в четыре часа, тогда Ряднов мог быть виноват, я в этом по-прежнему не уверена. А если раньше? Вы понимаете: если раньше? — Она подалась вперед и уставилась на Николая огромными темными глазами. Щеки у нее порозовели, и ноздри тонкого носа вздрагивали.
— Н-не совсем.
— А это значит, что Андрея там просто не было. Он мог быть где-то в другом месте. Понимаете? Это же полное... как его...
— Алиби?
ebooksa