Мир приключений, 1969 (№15) ,

И никогда не глядела на то, что он делал за столом. Никогда не касалась его рукописей и записок. Вам еще не наскучило выслушивать подобные подробности?

— Мы понимаем, что это имеет отношение к событию.

— Благодарю вас. Совершенно верно. Если бы я совала нос в его рукописи и тетради, события, быть может, обернулись бы иным образом. А после такой его смерти я уж и вовсе не в силах касаться его бумаг и вещей. Вам понятно это?

— Понятно. Пожалуйста, продолжайте.

— Благодарю вас. Это делает за меня Вероника. Поэтому она... но сначала должна сказать вам... простите, я все время сбиваюсь... что Майкл после второй операции, а она была за пять недель до его смерти, резко изменился. Он стал как бы чужим человеком. Это был как бы не он, а кто-то другой. Словно его подменили. Но не его самого, а... как бы это вам объяснить... а его душу. Внешне он оставался таким же, и голос его почти не изменился, но вот манера речи и мышления стали другими. Понятно?

— Признаться, это уже менее понятно.

— Да-да, это естественно, ни я, ни кто другой также ничего не понимали. Но и мало кто знал об этом. Мы оба, не сговариваясь, скрывали это. По разным причинам, вероятно. А Майкл стал к тому же еще упорно избегать друзей и знакомых. При неизбежных же встречах он молчал, вопреки элементарной вежливости. Даже со мной он, против обыкновения, стал скрытным. Видимо, он что-то переживал. А через неделю после возвращения из лечебницы он вдруг за одну ночь поседел. После этой ночи он стал целыми днями писать.

— А затем, вероятно, уничтожал написанное?

— О нет! И весь последний день с утра писал. Вечером я отвезла его к профессору Брауну. Обратно привез его сам Браун. После полуночи. О чем они говорили, осталось неизвестным, но вернулся Майкл в страшно мрачном настроении. Ничего не ел, не пил и быстро прошел в кабинет. А рано утром разыгралась трагедия.

— А какие операции перенес ваш покойный супруг?

— Первая — обычная: пересадка сердца. И, как обычно, она прошла удачно и с отличным результатом. Правда, уже после нее Майкл впал в сплин...

— Простите, а вторая операция какая?

— Операция головы. Браун констатировал острый склероз мозга.

— А в клинике были известны происшедшие у пациента после второй операции психические изменения?

— Конечно! Профессор даже предупредил меня об этих изменениях. Но только при выписке из лечебницы. А до этого меня вообще не допускали к Майклу. Я ни разу не видела его до самой выписки. Неслыханный случай.

— Да, действительно очень странно. Почему же они не допускали вас, миссис Джеффрис?

— На все мои просьбы и мольбы они твердили одно: больной перенес серьезную, тяжелую операцию, ему необходим абсолютный душевный и психический покой — ни малейших эмоций и переживаний!

— А что они сказали вам, когда вы забирали вашего супруга домой?

— А тогда Браун поговорил со мной, еще до свидания с Майклом, наедине. Я сразу почувствовала, что этот крупнейший ученый, великий хирург и холодный человек подготавливает меня к чему-то очень нехорошему.

— И что же он сказал вам?