Я. Доброе утро, мистер Гаттон. Разрешите сразу приступить к делу. Вы ведь хорошо знали режиссера и сценариста Дейвиса, не правда ли?
ОН. А как же! Мы с беднягой Чарли много лет дружили.
Я. Мне говорили об этом, поэтому я и обращаюсь к вам. К сожалению, сам я не был знаком с ним, мы даже никогда нигде не встречались. А сейчас мне понадобились сведения о нем для одной работы... Прошу вас не отказать в любезности рассказать подробности о катастрофе, в которую несчастный попал.
ОН. К сожалению, как раз об этом я не могу сообщить вам ничего сверх того, что было в газетах.
Я. А что было в газетах?
ОН. Вы не читали?.. Одну минуту, я вырезал описание этих жутких подробностей, сейчас достану...
ВЕРОНИКА. Простите, мистер Гаттон, мой брат Майкл не мог знать об этом, он находился в то время в лечебнице и перенес серьезную операцию. А затем врачи строго запретили волновать его чем бы то ни было. Никаких разговоров, рассказов и чтении о неприятном.
Я. Но, дорогая Вероника, я уже в достаточной мере окреп и горю желанием начать работать.
Я взял две протянутые вырезки. Первая — с портретом в черной рамке и крупной подписью: ЧАРЛЗ ДЕЙВИС.
Подтверждение номер один.
В нетерпеливых поисках нужного мои глаза беспорядочно забегали по строчкам:
«...задняя машина... передняя машина... наскочила... столкнулись...»
Не то, не то... дальше...
«...грузовая... легковая... мотопед между ними... упал... перевернулась...»
Дальше, дальше... Вот оно — так и есть:
«...раздавлены грудная клетка, сердце, легкие... печень, почки... переломан позвоночник... ряд других костей... мгновенно последовавшая необратимая смерть... совершенно исключается вследствие полного разрушения... ни о какой трансплантации и реанимации... безвозвратно...»
Доказательство номер два. Более чем достаточно. Но в бешеной инерции глаза продолжали бежать по строчкам, как несется под гору к катастрофе оторвавшийся от поезда вагон:
«...побледневшей жене погибшего, известной актрисе Мери Дейвис, при кремации стало дурно. Поддерживавшие ее под руки отец покойного и рыдающая мать...»
Человеческие нервы не приспособлены к подобным необычным информациям: кабинет затуманился и накренился, все вокруг почернело. Потом издали донеслись женский и мужской голоса:
«Майкл, Майкл, очнитесь!» и «Вам лучше, сэр?..»