На лице лорда Дорна изобразилось волнение, он искал нужное слово. Дорн принес бутылку с ярко-красным напитком и, наполнив четыре бокала, дал их нам.
— За здоровье Глэдис и Джона, — сказал он. — Надеюсь, они будут очень счастливы.
Потом, бросив взгляд на деда, он повторил то же на островитянском и поднял свой бокал.
— Глэдис, — сказал лорд Дорн, тоже поднимая свой, — вы будете счастливы здесь. Мы рады, что вы решили остаться среди нас. Мы уже успели вас полюбить, и теперь вы такой же наш друг, как Джон. Думаю, вам еще предстоит снискать любовь и дружбу многих.
Глэдис слегка наклонила голову и подняла бокал.
— Вы все так добры, — сказала она на островитянском. — И я сама не знаю, отчего я… — было видно, что ей никак не вспомнить слово «плачу». Сделав знак дрожащей рукой, она отпила из своего бокала.
— А теперь мы оставим вас, — сказал лорд Дорн.
— Доброй ночи вам обоим, — добавил Дорн.
Когда они вышли, я взял из рук Глэдис бокал и обнял ее:
— Мы любим друг друга, Глэдис, и нам предстоит много счастливых дней. Я знаю это.
— Нет, не то. Все дело в тебе.
Она плакала безудержно, как ребенок. Я прижал ее к себе и целовал мокрые от слез щеки.
— Что ты хочешь сказать? — спросил я. — За меня не бойся.
— Мне все кажется, что тебе нужен кто-то, совсем не похожий на меня.
— Мне нужна только ты. В тебе — вся моя любовь. Скоро мы поедем в нашу усадьбу. Тебе будет там хорошо, спокойно.
— Поедем, как только ты скажешь.
— Ты еще не видела ее. Она тебе понравится.
— Я хочу поскорее увидеть ее.
— Мы будем ездить верхом. У тебя есть платье для верховой езды?
— Да, конечно.