— Холодно. Дни ясные, безветренные, но снегу немного.
— Ты сказал, у меня будет мастерская?
— Да, с окном на юг, а в Америке оно глядело бы на север.
— А время рисовать останется?
— Сколько пожелаешь.
— Расскажи мне о нашем поместье, — сказала Глэдис, протягивая к огню руку. Я стал описывать окружающие усадьбу земли, дом, комнату, которую я приготовил для нее, и все это живо вставало перед моими глазами…
— Поцелуй меня, — сказала Глэдис и, подняв лицо, подставила свои губы. — Мы будем счастливы там.
Ровно горящие дрова шипели и тихо и деловито потрескивали. Запах смолы смешивался с влажным и благоуханным запахом астр. Я поцеловал Глэдис, потом, оторвавшись от ее губ, взглянул на ее лицо и поцеловал снова.
— Ты нужен мне, — сказала она, — и ты должен заботиться обо мне. Когда-то я чувствовала себя вполне самостоятельной, но, пока добиралась сюда, израсходовала весь запас самостоятельности. Поэтому я сегодня и плакала.
— Ты тоже нужна мне, — ответил я, — и мы вместе построим для нас хорошую жизнь.
— Ты все время заглядываешь в будущее, Джон. Я вижу это по твоему лицу. А я довольствуюсь настоящим.
— Все мое счастье в тебе, ежеминутно. Будущее и настоящее для меня едины.
—
В комнате стало темнее. Лицо Глэдис было так прекрасно, поцелуи так сладки, что мне не хотелось отпускать ее ни на мгновение.
— Ты рад, что я — твоя жена? — спросила она.
— Никто другой не мог бы стать ею.
— Даже Дорна? Даже та, другая девушка?
— Нет, — ответил я, — ты — самая родная.
— Мы оба еще американцы. В конце концов, ты не так уж похож на островитянина. И я понимаю Дорна… или, вернее, он понимает меня. Я рада, что у нас такой друг. Есть ли здесь еще столь же замечательные люди?
— Их много, — сказал я, — и среди них — женщины, которых ты полюбишь.