А потом какой-то бес в меня вселился, причем бес немецкого происхождения, потому что я принялась выкрикивать все немецкие слова, какие знала: «Ахтунг, ахтунг! Ин люфт Покрышкин! Дойче зиладотем, дойче официр, дружба – фройндшафт». И при этом я маршировала и вскидывала руку в фашистском приветствии.
– Хайль Гитлер, группенфюрер Штирлиц! Я, я, цурюк нах хаус!
Я сама себе поражалась, но понимала только одно – Катарина и Педро не хотят, чтобы я произносила немецкие слова, и я кривлялась и изображала всех придурочных немцев из советских фильмов, которые когда-то видела.
Мои похитители оцепенели от этого представления, а когда словарный запас уже иссякал, я вдруг услышала смех и вопрос:
– Шпрехен зи дойч?
– Я, я, натюрлих, – повернулась я на голос.
Высокая блондинка стояла в дверях, отделенная от меня десятком мраморных ступеней. Она задала мне еще один вопрос на немецком, и я скорее догадалась, чем поняла – дама спрашивает, правда ли, что я из Голландии.
– Натюрлих, – ответила я и добавила три выученных голландских слова: – Мама, папа, здравствуйте!
На этом моя творческая энергия иссякла, я плюхнулась на нижнюю ступеньку и объявила Педро:
– У меня большое желание покурить, и я намереваюсь осуществить его прямо сейчас.
Достала сигарету и задымила.
– Катарина! Она совсем не такая, как ты описывала. Ты рассказывала о каком-то ангеле, а это явная хулиганка и бандитка.
Голос у блондинки был очень красивым, такие голоса называют хрустальными.
– Сеньора Анита! Кем бы она ни была, уже то, что ей удалось рассмешить вас, – большая удача.
– Да, это было очень потешно и необычно. Благодарю вас! – Красавица спустилась ко мне и соизволила присесть рядом. – Но вы не из Голландии?
Я вздохнула:
– Затрахали вы меня все своей Голландией!
Она засмеялась и тихонько щелкнула пальцами:
– Как приятно слышать живую речь!
– Вы еще живее услышите! – пообещала я.