Тарантул

Рюкзак, висевший на спинке стула, оказался пустым.

— В мешке у него продукты были, — пояснила Лена, — Они на кухне.

На кровати лежала раскрытая и перевернутая текстом вниз книга.

— «Цемент», — нагнувшись, прочитал Иван Васильевич.

На столике лежали патефонные пластинки. Обе пластинки были заграничного происхождения с английским текстом на кружочке, наклеенном в центре.

— Надо проиграть. Где у вас патефон, Алечка?

— У меня в комнате.

— Он знает, что у вас есть патефон?

— Нет… А может быть, когда меня не было дома, он заходил и видел…

— При нем вы ни разу не заводили?

— Нет.

— Ну, хорошо. Тащите патефон на кухню, там и поиграем.

Бураков с любопытством наблюдал за начальником, когда тот вошел в кухню и, устроившись возле окна, начал разглядывать на дневном свету пластинки.

— А может быть, это долгоиграющие? — сказал он вслух.

— Не думаю, товарищ подполковник. Если долгоиграющие, — значит, надо специальный патефон. А где его взять?

— Не беспокойтесь. Если пластинка не простая, они позаботятся и о специальном патефоне. Тут могут быть любые фокусы. Можно, например, сделать запись и в обратном направлении. А? Как вы полагаете?

— Конечно, можно.

— То-то вот оно и есть. И в два ряда можно записать, — говорил Иван Васильевич, внимательно разглядывая пластинку. — Нет, как будто все нормально. И текст обычный. На одной стороне вальс-бостон, на другой фокстрот…

Лена принесла патефон и тряпкой смахнула несуществующую пыль.

— Ну, послушаем, что это за музыка, — сказал Иван Васильевич.