— Надеюсь, ты вытащил меня из ванны не за тем, чтобы объявить это?
— Надейся, дружище. Пока я сам знаю очень мало…
— Приехали, — объявил шофер и затормозил машину возле мраморных ступеней, ведущих к высоким дубовым дверям.
Когда они вышли из министерства, была глубокая ночь. Уличные фонари не горели. Луна ярко освещала пустынные улицы. Прохожих не было видно. Откуда-то издалека доносились редкие гудки электровозов.
— Пошли ко мне, — сказал Тумов, — все-таки ближе.
Он перебросил за плечо рюкзак Озерова, раскурил сигару и зашагал в сторону Красной площади. Озеров не отставал, хотя рядом с массивной фигурой Тумова казался совсем маленьким. Сжимая в зубах потухшую трубку, шел рядом с приятелем и помахивал в такт шагов сеткой, набитой пакетами. Друзья молча пересекли Красную площадь, поднялись на мост через Москву-реку.
Тумов вдруг остановился.
— Есть хочешь? — спросил он и покосился на сетку.
— А ты?
— Зверски: я не ужинал.
— За мостом есть скамейка на набережной, — заметил Озеров и тоже глянул на сетку, которую держал в руке.
Они удобно расположились на гранитной скамье, еще сохранившей остатки дневного тепла. Озеров разрезал на газете булку, достал из рюкзака вилку и ложку. Тумов ловко вскрыл карманным ножом две консервные банки, ударом широкой ладони выбил пробку из бутылки с виноградным вином.
Они черпали консервы из одной банки и по очереди запивали вином прямо из горлышка бутылки. А над ними в светлеющем небе ярко горели рубиновые звезды старинных башен.
— Завтрак это или ужин? — спросил Тумов, отодвигая пустую банку и придвигая вторую.
— Это первая трапеза нашего далекого пути, — сказал Озеров. — Признаюсь, никогда еще мне не приходилось есть холодные свиные консервы в два часа ночи на набережной возле Кремля.
— Здесь не Монголия. Разогреть не на чем. Но обещаю, что там, — Тумов указал на восток, — в самой пустейшей из пустынь у нас всегда будет охапка саксаула, чтобы разогреть консервы.
— А помнишь последнюю ночь у подножия Адж-Богдо? — спросил Озеров.
— Помню…
— И наш разговор?
— Да.
ebooksa