— Сокрытие преступления карается законом.
Спавач широко улыбнулся.
— Конечно, если преступление имело место. Если человек установил, что на его собственность кто-то покушается.
Инспектор положил клоуна на ладонь. Смешное тряпичное создание с одним глазом все же притягивало к себе Спавача. Ольшак допил мартини и какое-то время прислушивался к диалогу красивой продавщицы с клиенткой.
Дамская кофточка, последний крик парижской моды, утверждала продавщица, сидит на покупательнице как влитая и стоит тысячу злотых.
…В управлении дел было немного. Допрос Козловского Ольшак перенес на следующий день. Интересно, откажется ли он от своего признания в краже? Придется его выпустить, самое большее, отругав за то, что он хотел ввести в заблуждение милицию. Ольшак был уверен, что Козловский что-то скрывает, чувствовал, что речь идет о более важных вещах, чем простая кража, и что страх молодого человека имеет под собой почву. И наконец, было еще кое-что, касавшееся его лично, о чем он все еще не хотел думать.
Он вызвал сержанта Тадека Келку. Все в уголовном розыске знали, что Ольшак умеет подбирать кадры. Сколько инспектор ругался с начальником отдела, прежде чем Келка и Марыся Клея вошли в его группу!
Тадек Келка обладал просто бесценным качеством — даром перевоплощения. Он был одинаково естествен как в роли простого шофера — эдакого рубахи-парня, что перевезет налево какой угодно товар, так и в модных тряпках фарцовщика, которому улыбается даже гардеробщик из “Орбиса”.
Келка читал детективный роман, когда его вызвал Ольшак.
— Ни новых детективов, ни интересных дел, — сказал сержант, усаживаясь в кресло.
— Есть у меня для тебя одно такое дельце… Знаешь Антония Спавача?
Едва Ольшак произнес это имя, как Келка сообщил, что кофточки у Спавача дороже, чем где-либо, а сам Спавач — пижон, у которого хватает забот, помимо перепродажи тряпок.
— Каких?
— Пытались прощупать его недавно, когда начался бум на доллары. Помните, у нас была самая высокая цена в Польше? Неизвестно, кто их скупал. Ходили вокруг Спавача и других, но так ничего и не удалось установить. К Спавачу приезжал один снабженец из Варшавы. Черт его знает зачем.
— Займешься торговцем?
— Попробую, — сказал Келка. — Если справлюсь, сам себя ужином угощу.
Ольшак подумал, что парень, очевидно, знает больше, чем говорит, но придет с рапортом не раньше, чем соберет нужные сведения. Ведь всем известно, что Тадек Келка не любит дробить свои успехи по мелочам.
Ольшак вышел из автобуса и смешался с толпой пожилых мужчин, возвращающихся с работы. Он шел по узкому коридору улицы Сверчевского, вдоль лесов, которые здесь стоят, наверное, уже больше года. В мясном магазине он встал в очередь: жена просила купить его колбасы для бигоса. Конечно, он должен был сделать это раньше, но закрутился и забыл. Блондинка за прилавком улыбнулась Ольшаку, она видела его как-то в мундире. Расплачиваясь у кассы, он вдруг увидел Янека под ручку с красивой брюнеткой. Они шли к остановке. Ольшак не был знаком с этой девушкой и с грустью подумал, что слишком мало знает о своем сыне. Впрочем, мог ли он знать больше? Янек всегда неохотно говорил о себе, а в последние два года, то есть с момента поступления в институт, редко приводил кого-нибудь домой. “У нас для этого слишком маленькая квартира”, — оправдывался он.
Квартира действительно была небольшая: две комнаты на четвертом этаже старого дома, но Ольшак никогда и не добивался большего. Да ему больше и не было нужно. Приходя домой, он обедал, затем укладывался на тахту с газетой в руках и тут же засыпал. До его сознания доходили лишь отдельные слова из монологов Гражины. Потом он внезапно вскакивал и опять уезжал в управление. В кино они с женой ходили редко. Впрочем, Гражина любила детективы, а Ольшак их терпеть не мог. Он предпочитал фильмы о войне, которые напоминали ему о молодости. Гражина считала, что он никогда не избавится от воспоминаний тех лет.