— Ну, ну, пустяки! Возьмите, прошу вас, и рискните еще раз. Фортуна была к вам сурова в последнее время, но ведь она — богиня непостоянная и еще, может быть, улыбнется вам. Берите же кошелек.
— Право, сударь, я не могу после того… Простите меня!.. Если бы вы знали…
— Так, значит, мне придется играть за вас. Вспомните, ради чего вы пришли сюда! Вспомните Аврору!
— О!
Это «о», вырвавшееся из моей груди, было единственным ответом молодому креолу, который уже повернулся к столу и поставил свои золотые.
Я смотрел на него с изумлением и восторгом, к которому примешивалась тревога за исход игры.
Какие маленькие белые руки! Какой великолепный перстень с алмазом сверкает на его безымянном пальце! Игроки, словно зачарованные, смотрят на драгоценный камень при каждом движении руки, щедро рассыпающей по столу золотые. И Чорли с Хэтчером тоже заметили перстень. Я видел, как они многозначительно переглянулись. Оба отменно вежливы с молодым креолом. Он сразу же завоевал их уважение своими крупными ставками. Они с особой почтительностью и вниманием называют карту, когда он выигрывает, и вручают ему фишки. Весь стол любуется им, дамы кидают на него вкрадчивые и коварные взгляды. Каждая готова броситься ему на шею ради сверкающего брильянта.
Я стоял возле него, с волнением следя за игрой, с большим волнением, чем если бы ставил сам. Но ведь это была и моя ставка. Он играл для меня. Для меня этот великодушный юноша рисковал своими последними деньгами.
Но я недолго томился неизвестностью. Вот он ставит и проигрывает — и еще повышает ставку. Он занял мое место у стола, и вместе с местом к нему перешло и мое невезение. Почти каждую ставку сгребал крупье, пока наконец последняя монета не была поставлена на карту. Еще немного — и вот она звякнула, падая в шкатулку.
— Идемте, д"Отвиль! Идемте отсюда! — шепнул я, наклоняясь к нему и беря его за руку.
— Во сколько вы оцените это? — спросил он банкомета, не обращая на меня внимания.
И с этими словами он снял через голову золотую цепочку с часами.
Этого я и боялся, когда предлагал ему уйти. Я повторил свою просьбу, я молил его, но он не желал ничего слушать и торопил Чорли с ответом.
Чорли, видно, не любил тратить слов на ветер.
— Сто долларов за часы, — отрезал он, — и пятьдесят за цепочку.
— Великолепно! — воскликнул кто-то из игроков.
— Они же стоят вдвое больше, — пробормотал другой.
В огрубевших сердцах собравшихся здесь людей все же сохранились человеческие чувства. Тот, кто проигрывает, не вешая головы, неизменно вызывает общее сочувствие, и возгласы, сопровождавшие каждый проигрыш юного креола, свидетельствовали о том, что все симпатии на его стороне.
— Правильно, часы и цепочка стоят значительно больше, — вмешался высокий человек с черными бакенбардами, сидевший в конце стола.
Внушительный и твердый тон, каким были сказаны эти слова, возымел свое действие.