Капитан "Старой черепахи"

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ладно тебе характер выказывать, — добродушно промолвила Анна Ильинична, ставя на стол кувшин с молодым вином.

Андрей достал из чемодана сухари, полученные в киевском военкомате.

— Насовсем, значит, пожаловал? — спросил отец, разглядывая сына. — Теперь как же: в контору пойдешь бумагу портить либо начальником каким? Лучше бы уж тебе в армии остаться. В нынешнее время моряку у моря жить — сердце травить. — Роман Денисович досадливо махнул рукой. — Вот мне маяк приказали засветить, а кому светить? Дельфинам?

— Мне броненосец не нужен! — отшутился Андрей.

— Какой там броненосец, дырявой лайбы днем с огнем не сыскать. — Отец поковырял на сковороде вилкой. — Рыбки половить и то не на чем...

После завтрака Андрей побрился и направился в управление Черноморского пароходства в надежде устроиться на какое-нибудь судно, хотя бы каботажного плавания. Но отец и Серафим Ковальчук оказались правы.

— Плавать у нас не на чем. Могу предложить вам заведовать складом, — сказал начальник стола личного состава. — У нас всего с десяток судов. Остальные либо лежат на грунте, либо уведены интервентами. Ходят слухи, будто в ноябре перегонят с Балтики несколько пароходов, только ведь на них свои команды. Вот если кого-нибудь спишут на берег... Ждите. Обещаю — буду вас помнить...

— Вилами на воде написаны их обещания, — усмехнулся встретившийся в коридоре знакомый капитан и посоветовал ехать в Петроград или в Архангельск. — А то попытай, сходи в Рыболовецкий союз, у них уцелела пара шаланд, может, возьмут тебя шкипером. Я сам плавал на «купце», а теперь командую колесным буксиром.

«Шаланда? Рыбаки? Нет! К рыбакам я не причалю!»

Ермаков бесцельно бродил по улицам и не заметил, как очутился в Приморском парке.

Безлюдная аллея заканчивалась у каменной аркады над обрывом. Под обрывом, у гранитных массивов Ланжерона, пенился неслышный с высоты прибой. Над серыми волнами чертили воздух чайки. Одинокая шаланда плыла к пескам Дофиновки.

Андрей машинально нащупал в кармане трубку: табакерка пуста, впору курить махорку.

Отчетливая полоса дождя скрывала горизонт. Небо нависло над бухтой низким серым пологом. Дуга главного мола и волнорез ограничивали пустынную гавань. Ни одного корабля у причалов!

«Куда теперь идти? С кем посоветоваться? С Симой Пулеметом? А чем поможет Сима?..»

Выйдя из парка, Ермаков прошел по улице Розы Люксембург, по любимой Дерибасовской, завернул на Греческий базар, где торговали всем, что душе угодно. Тут можно было купить и крупчатку, и маслины, и масло с салом, и груши, и вино, и американские консервы, и какао. Но где взять миллионы рублей, если неизвестно, как заработать сотню тысяч?

«Может, зря я загордился и не наведался в Рыбаксоюз? — подумал Андрей и машинально прочел вывеску часовой мастерской: «Самое точное время в Одессе. Мастер Павла Буре — Петр Борисов»... — Для чего теперь мне точное время?!»

2

Прошел еще день, а дело не сдвинулось с мертвой точки.

Федор Кудряшев обозвал себя стоеросовым дубом, рохлей, но разве это могло помочь? Злись не злись, а до сих пор он ничего не выяснил! Что он скажет Никитину? Чем объяснит, что не выполнил его приказа? Да, на фронте было куда легче: там враг был на виду, а тут — ищи ветра в поле! Ну как вот найти след Антосова пассажира?..

Федор много слышал всяких рассказов о контрабандисте греке Антосе. Говорили, будто он до отчаянности смел и нахален, и на всем Черном море никто так лихо не управляется с парусами. Во время схватки с болгарской береговой стражей ему выбили правый глаз, и с тех пор к его короткому имени прибавилась кличка «Одноглазый».

Молва приписывала Одноглазому самые невероятные похождения, якобы именно он во время страшного шторма на всех парусах изловчился войти в маленькую бухточку в Аркадии и принял на борт своей черной шхуны пятерых бандитов, бежавших из одесской тюрьмы. А однажды прямо днем подлетел — шхуна у него и впрямь будто летала под косыми промасленными парусами — к шаланде рыболовецкой артели и порвал все ставные сети...