Стоявшая поодаль женщина спросила:
— Отошел?
— Отходит, — ответил лесник, продолжая растирать Самарину грудь, руки, ноги, от тела его поднимался пар.
— Ноги чуешь? — опросил лесник.
— Есть ноги, — тихо ответил Самарин.
— Ну-ка пошевели пальцами. Так... хорошо... Еще пошевели. Хорошо. Теперь двинь рукой. Так... хорошо. Теперь держись за меня. Поднимайся.
Самарин немного приподнялся, и лесник ловко закрутил его в тулуп. Теперь Самарин слышал все отдаленно через жаркий тулуп.
— Подверни ему ноги. Так... Сено сверху. Поехали! Гони!
Самарину было душно, и каждая ямка на дороге отзывалась во всем теле. Но теперь боль была словно заглушена тулупом, и он снова впал в забытье.
К вечеру его привезли на одинокий хутор. Его подхватили чьи-то руки и понесли. Он слышал голос лесника:
— Не разворачивай, не разворачивай! Распаляй печь.
И кто-то молодым голосам ответил:
— Она еще не остыла.
— Распаляй, говорю!
Самарина отнесли в какое-то помещение, посадили на лавку, прислонили к стене и развернули тулуп у головы. Он огляделся и понял, что это деревенская курная банька. Ее тускло освещал подвешенный к потолку фонарь «летучая мышь». Густо пахло распаренным деревом и мылом. С хлопотавших возле него лесника и молодого парня, орудовавшего сейчас у печки, пот лил ручьями. Видно, здесь было жарко, а Самарина знобило.
— Тащи быстрее первач! — приказал лесник парню. Тот выбежал из баньки.
— Как чуешь себя? — уже на «ты» спросил у Самарина лесник.
— Вроде все на месте, — попытался улыбнуться Самарин, но у него от озноба стучали зубы.
— «На месте», «на месте», — разозлился лесник. — Что, сказать не мог? Язык отмерз?
— Беспокоить не хотел, и так вам от меня одни хлопоты.