В забытой стране

Едва настал вечер, как мы снова отправились в путь и часа за два до восхода солнца дошли до подножия горы, за которой начиналась пустыня.

Картину, которая предстала перед нами, мне не забыть никогда. На западе заходила круглая луна, и при лунном свете пустыня казалась огромным пылающим морем. А сзади нас занималась заря.

Обычно заря приносит с собой радость и надежду, но в то утро она вызвала у меня лишь новые тревожные мысли. На юг и запад, насколько хватал глаз, простиралась бескрайная песчаная равнина, в которой не было ни холмика, ни деревца, ни ручейка — ничего, кроме красного горячего песка.

Тщетно я вглядывался вперед — мне хотелось увидеть дорогу Сидящих Писцов, ведущую в город Митни-Хапи, а не это ужасное безбрежное море песка, которое представлялось мне страной отчаяния и смерти.

Мы подождали здесь до рассвета, потому что в темноте никак не могли найти место, где был зарыт первый мешок с водой. Лишь при свете восходящего солнца мы разыскали его, взяли с собой и спустились в овраг, куда не доставали солнечные лучи. Капитан Дхирендра разрешил нам немного попить, и вода, несмотря на то что была теплой, показалась нам очень приятной на вкус.

Вечером мы вступили в пустыню. При свете луны хорошо были видны следы, оставленные участниками двух предыдущих походов, и поэтому мы не боялись сбиться с пути.

Идти по пустыне было нелегко. Ноги увязали в песке по щиколотку. Изредка мы останавливались, чтобы перевести дыхание или переложить вещи с одного плеча на другое, и шли дальше, страдая от жажды: пить воду нам было строжайше запрещено. Песок так нагревался за день, что даже в полночь до него нельзя было дотронуться.

Мы легко отыскали место первой стоянки и, выкопав из-под холмика песка бурдюк с водой, выпили из него половину и легли, чтобы выспаться перед новым переходом.

Проснулись мы от горячих лучей солнца, спастись от которого не было возможности. Пустыня действительно напоминала нам теперь жарко натопленную печь. Я лежал усталый и разбитый и даже не пытался заснуть в такой невыносимый зной. К тому же песок кишел насекомыми, которые сильно досаждали нам.

Я закрыл глаза, стараясь хоть ненамного забыться, но солнце светило прямо в лицо, и казалось, что мне выжигают глаза раскаленным железом.

Дхирендра не давал нам воды, говоря, что до трех бурдюков, которые мы несли с собой, нельзя дотрагиваться до тех пор, пока мы не дойдем до последнего мешка с водой, зарытого в пустыне. Он не мог точно сказать, много ли еще осталось до этого места. Положение было настолько тяжелым, что я начал сомневаться в счастливом исходе нашего перехода через пустыню и все чаще задумывался над тем, удастся ли нам, преодолев все трудности, добраться живыми до огромных статуй и дороги Сидящих Писцов или написано нам на роду погибнуть в этих мертвых, ужасных песках.

После захода солнца нам было разрешено допить воду из начатого бурдюка, и, хотя вода к тому времени сильно нагрелась, она все же немного утоляла жажду. Дхирендра предупредил нас, что сегодня ночью нам предстоит совершить длинный переход, который потребует от нас максимум усилий и выдержки.

Когда дневной зной немного спал, наш отряд выступил в путь. Мы шли гуськом: впереди всех — Дхирендра, потом Дхандас, за Дхандасом — я и самым последним — Чан. Я делал невероятные усилия, чтобы не отставать от товарищей. Дхирендра, сверяясь со следами, шел широким шагом и несколько раз даже затягивал какую-то песню. Но мне было не до пения — слушать его и то было очень тяжело. Мне часто казалось, что вот-вот силы оставят меня и я упаду в горячий песок, и мной овладевало чувство страха за свою судьбу.

Но я решил не выказывать своей слабости: я знал, что главное в нашем положении — это воля к победе.

В одиннадцать ночи мы дошли до следующего бурдюка с водой. Я надеялся на отдых, как вдруг с ужасом услышал распоряжение капитана двигаться дальше без всякого привала.

Теперь к тем трем бурдюкам с водой, которые мы несли с самого начала, у нас прибавился еще один, и капитан Дхирендра решил взять его себе. Хотя я очень ослабел и чувствовал себя весьма неважно, я не мог допустить, чтобы Дхирендра взвалил на себя еще одну ношу: ведь у всех, кроме меня, уже было по одному бурдюку.

Но я не рассчитал своих сил. Пройдя не более получаса, несмотря на сравнительно прохладную ночь, я стал шататься из стороны в сторону, как пьяный. Наверху надо мной заплясали звезды, а высокую фигуру Дхирендры застлала туманная дымка.

Я готов был в изнеможении упасть на землю и, пожелав товарищам счастливого пути, попросить их оставить меня здесь, раз уж все равно суждено мне погибнуть в этой пустыне, как вдруг почувствовал, что кто-то снял с моего плеча бурдюк.

 — Простите, профессор, — услышал я голос Чана, — вы очень устали, и потому эту воду понесу я. Выкиньте из головы дурные мысли, думайте только о том, что рано или поздно мы все же достигнем своей цели, и смело идите вперед. Главное сейчас — выдержка, и победа будет за нами.

Я не в силах был возражать и позволил ему взять мой груз. Мы оба понимали, что, поступая так, он спасает меня от смерти.