Таинственный след

— Конечно, иначе откуда у молодой вдовы, одинокой женщины, столько добра! При обыске в ее доме нашли сумку и шаль убитой старухи. И все же ее оставили на свободе. Разгуливает себе среди честных людей и никого не боится. Я прямо поражен был, почему ее не арестовали? А потом присмотрелся и увидел, что ей есть на кого опереться. Майор-то человек прямой и доверчивый, Талгат как-то сумел его убедить и толкнул на ложный путь.

— Какое отношение имеет Талгат к этой женщине?

— Отношение? Это мягко сказано, Сауле. Сначала он добился ее освобождения из-под ареста, помог бежать. При проверке выяснилось, что «отношения» у них существуют давно и знакомы они хорошо. Отношения... Какие могут быть отношения между молодой вдовой и холостым парнем? Она ничего для него не жалела. Талгат катался как сыр в масле и, конечно, имел свою долю.

Глаза Сауле наполнились слезами. Она быстро встала, дрожа.

— Перестаньте, агай! Это ложь!

Кожаш схватил ее за руку:

— Куда ты спешишь, Сауле? Угощайся! — и он попытался усадить ее на место. Официантка принесла лагман. — За это же заплачено! Как же мы уйдем, даже не попробовав?

— Спасибо, я сыта.

Выходя из ресторана, Кожаш взял девушку под руку, склонил голову набок, проникновенно зашептал:

— Сауле, не только тебе, но и всем нам горько и обидно от того, что Талгат оказался нестойким. Его дело разбирала комиссия. Нельзя жалеть человека, так жестоко обманувшего всех. Он же пытался ухаживать за тобой? Все это тоже ложью было.

Сауле шла, ничего не видя перед собой. Лицо ее было мокрым от слез. В местах, освещенных фонарями, она отворачивалась, чтобы не показать Кожашу своего горя. Она молчала, до крови прикусив губы, не в силах произнести ни слова, боясь зарыдать в голос от смертельной боли. Кожаш видел ее состояние, но притворился, что не замечает.

— Никогда не пойму, как это можно унизить, обмануть девушку, грязными руками разрушить ее светлую мечту, не посчитаться с ее гордостью, с ее достоинством?! Я бы такого человека, с камнем вместо сердца, не пожалел, будь он даже моим лучшим другом. Это я тебе точно говорю, Сауле. Обиды нельзя прощать. Ты напиши несколько слов, как он хотел тебя соблазнить, обмануть. Пусть получит, что заслужил. Ты меня поняла? Завтра я буду по делам в управлении, по дороге зайду к тебе. Ты не расстраивайся, напиши и все, а остальное я на себя беру. Не стоит он твоих слез.

Сауле вздрогнула от отвращения, резко выдернула руку:

— Что с тобой, Сауле-джан? — нарочито простодушным тоном спросил Кожаш.

Она молча побежала к своему дому. Кожаш стоял и смотрел ей вслед недобрыми глазами. Потом он завернул за угол и скрылся в темноте.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Сауле разглядывала себя в зеркальце. Собственное лицо пугало ее, осунулось и почернело так, что страшно смотреть. Глаза покраснели, веки набрякли, щеки ввалились. Казалось, что и волосы потускнели, потеряли прежний блеск.

Неожиданно прозвенел звонок вызова, девушка вздрогнула, но взяла себя в руки, открыла тяжелую черную дверь. Войдя в кабинет полковника, она стала в стороне, не подходя близко к столу. Даиров что-то читал, делая пометки, подчеркивая, внося поправки. Перечитывая последние строки, он сказал:

— Ладно, пойдет и так. Перепечатайте! — протянув бумагу Сауле, он внимательно посмотрел на нее. — Вы не заболели? Что-то ваш вид сегодня не нравится. Идите-ка к врачу, дорогая моя!

— Я здорова, товарищ полковник. Просто вчера зачиталась допоздна...