Ирина спрятала пистолет, с минуту постояла посреди комнаты и вдруг с плачем бросилась Агафье на шею. Обе женщины разрыдались. Микола не выдержал и тоже смахнул скупую мужскую слезу.
— На кого же ты нас покидаешь, дочка? — причитала Агафья. — И как же мы теперь будем без тебя, старые? За какие грехи на нас такая кара?
— Хватит, мать, не реви! — тихо проговорил Микола. — Судьба позвала ее, пусть идет, пусть поможет людям.
— Вот и добре, вот и простились, — заговорил незнакомец и повел Ирину к двери, — не будем ее задерживать, ей уже пора... А я, дорогой хозяин, если разрешите, останусь здесь до утра. Сейчас мне нельзя выходить.
Ирина ушла в ночь, а на рассвете как-то незаметно исчез из дома и незнакомец. Я проснулся от сильного шума и гама на дворе. На улице суматоха: трещат мотоциклы, гудят машины, лают собаки. Немцы торопятся, как на пожар. Мы было подумали, что к городу подошла Красная Армия и нагнала страху на фашистов. Потом припомнили ночного незнакомца и кое-что для нас прояснилось. Вскоре мы узнали, что ночью все приговоренные к смерти военнопленные сбежали из лагеря.
— Как могли эти слабые люди выбраться из каменных сараев? — удивлялись горожане.
— Двери целые, — передает кто-то новые подробности, — кто-то специально открыл замки.
— А как же охрана? Неужели не заметили?
— Часовые, конечно, всех бы перестреляли, но их самих нашли убитыми. Кто-то переоделся в немецкую форму и обманул фашистов.
Новость шла из конца в конец города, обрастая разными деталями. Люди радуются, однако, все тревожнее вглядываются в ту сторону, куда скрылся фашистский карательный отряд. Со стороны леса послышались выстрелы, и улицы начали пустеть. Я понял, что оставаться на виду у немцев опасно. Обозленные неудачей, они, пожалуй, начнут хватать и расстреливать мирных жителей. Я тащу домой своего брата, но он упирается, хлопает по своей левой ноге и подмигивает мне. «Не бойся, мол, за меня, немцы мне ничего не сделают».
Только тут я догадываюсь, почему так расхрабрился мой брат. Еще до войны он потерял ногу, был инвалидом, и ему, конечно, нечего было опасаться оккупантов. Он бродил по улицам весь тот памятный день, высматривал, прислушивался к тому, что говорят в городе о побеге пленных. А когда вернулся домой, то небрежно сказал Агафье:
— Все это, мать, одна бабская болтовня, немцы просто зря панику поднимают.
Агафья в этот раз ему не перечила. Она знала, что муж гордится своей снохой и потому так небрежно говорит о случившемся. Да и о чем много разговаривать: глядишь, болтовней этой и спугнешь радость. Я тоже не стал расспрашивать Миколу о подробностях события и ушел от него домой радостный и взволнованный. А когда через две-три недели я опять заглянул к Миколе, то застал стариков опечаленными. На кровати лежала бледная, без кровинки, Ирина. Была она измученная и худая. Я присел у постели Ирины.
— Чем больна? — спросил я у Агафьи. — Давно ли слегла?
— Я простудилась, — слабым голосом ответила Ирина. — Легко одета была, легкие, видно, застудила... Ничего, пройдет скоро.
Но Ирина встала с постели не скоро. Да и поправилась она на свою беду. В начале сорок второго года разнесся слух, что молодежь угоняют в Германию. Пленных отправляли уже давно, а тут дошла очередь и до мирных жителей. Я поспешил к Ирине, чтобы разузнать у нее подробнее об этих странных новостях. Захожу в дом и застаю там давнего ночного гостя. Он сильно изменился, похудел и полысел, но я его узнал и вежливо с ним поздоровался. Он едва кивнул мне головой. Видно, что оба были чем-то расстроены.
— Надо уходить, поторапливайся. Будет погоня — постараемся задержать, — они попрощались, и мужчина ушел.
Я и теперь жалею, что не расспросил тогда о нем у Ирины. Ведь я даже имени его не знаю. А это был замечательный человек. Может быть потому, что Ирина поспешно стала собираться в дорогу, я не посмел задерживать ее разными расспросами. Так или иначе, но я ничего не узнал. А через несколько дней довелось увидеть мне страшную картину. Немцы привели на казнь большую группу людей, и среди них я узнал того самого ночного незнакомца. Он был весь избит, изранен и едва стоял на ногах. Его поддерживали под руки товарищи. Я был близко, и он, увидев меня, слегка кивнул головой. А когда палачи набросили ему петлю на шею, он громко выкрикнул:
— Смерть немецким оккупантам!
Тяжкие, тяжкие дни мы пережили. Обо всем и не расскажешь, — старик вздохнул и начал неторопливо выбивать золу из своей давно погасшей трубки. — Через некоторое время арестовали и нашу Ирину. Люди говорят, что, пораженные стойкостью патриотки, фашисты отправили ее в Германию и будто бы ее не расстреляли. Может быть, эти слухи распространяли те, кто не хотел верить в смерть Ирины, я не знаю. Да и доведется ли узнать что-нибудь о ней еще? Вот теперь вы вернулись и нам стало легче. Теперь жизнь наша наладится и все будет хорошо.
ebooksa