— Силен!
— Что? — спросил Эдик.
— С какого этажа прыгать пришлось? — снова подмигивая, осведомился водитель.
— Не понял юмора, — холодно пробурчал Эдик.
— Ладно, ладно... — с примирительным пониманием ухмыльнулся таксист.
Они подъехали к воротам парка. Машина остановилась.
— Приехали, — таксист щелкнул тумблером таксометра, зафиксировал его в положении «касса». На счетчике было девяносто восемь копеек.
— А если мне дальше ехать? — сказал Эдик.
— Вот и ехай, — жизнерадостно улыбнулся водитель, — а мне баиньки пора.
— Отказ в передвижении, — констатировал Эдик. — Где у вас тут директор парка?
Водитель нахмурился. Эдик притворно вздохнул и полез в карман:
— Ладно. Сдачи не надо, — съязвил Баранчук и широким жестом положил на торпеду новенький хрустящий рубль. Потом вышел из машины, негромко, по-водительски притворил дверцу и трусцой припустил к воротам.
...Дальше — еще хуже. Диспетчер не подписал путевку: оказалось, в парке ввели новшество — предрейсовый медицинский осмотр.
Впрочем, осмотр, как выяснилось, был обычной формальностью. Просто в кабинете инженера по безопасности движения сидела хмурая девушка в белом халате и измеряла шоферам давление. Она никак не реагировала на шутки таксистов, не отличавшиеся большим изяществом.
На осмотре Эдик потерял минут пятнадцать — была очередь. У окошка диспетчера тоже толпился народ, и от нечего делать, заняв очередь и медленно двигаясь вдоль переборки, Баранчук стал перечитывать объявление «Органы внутренних дел разыскивают» и так далее. В парке у диспетчерской постоянно висело что-нибудь подобное, но за все недолгие месяцы работы Эдик ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из шоферов непосредственно принимал участие в поимке преступника.
...Этот портрет висел уже дней десять. Он был рисованный и являл собой образ довольно приятного молодого человека, чем-то напоминающий его двоюродного брата из Серпухова. В первый раз Эдик даже вздрогнул: это было на прошлой неделе, после смены, когда он ночью сдавал путевку и деньги. «Надо же, — тогда еще подумал Эдик, — ну просто копия Борьки... Вот так попадется на улице — и возьмут».
Сейчас эта мысль его рассмешила. «Хорошо бы», — почти злорадно подумал он. Баранчук не любил своего двоюродного брата, не любил беспричинно, подспудно, может быть, потому, что рос один, без родителей, всего добивался сам. Борьке же легко давались и институт, и деньги, и девушки, шел он по жизни победно, принимая успех как нечто обыденное, даже порой тяготящее. В общем, на взгляд Эдика, пустой щеголь.
Впереди было еще человек пять-шесть, и Баранчук снова обратил свой взгляд на портрет. Текст с этой точки не просматривался, но он помнил его наизусть:
«...рост выше среднего, волосы темно-русые, зачесанные на пробор, нос прямой, расширенный книзу, зубы ровные, белые...».
«Ничего себе, приметочки, — усмехнулся про себя Баранчук, — таких тысячи, если не больше. Хорошо бы поинтересоваться у того, кто это писал: как быть с пробором, если тот в кепке, — попросить снять? А для полного опознания еще сказать, чтоб улыбнулся: дескать, в самом ли деле «зубы ровные, белые»?
ebooksa