Улица была безлюдна.
Девушка включила зажигание, придвинула сиденье ближе к рулю, неуверенно нажала на акселератор («мерседес» ей водить не приходилось).
— Скорей, милая. Скорей! Эта лысая мумия наверняка уже звонит в ближайший комиссариат карабинеров. Сейчас оцепят район, и мы окажемся с тобой в мышеловке... Как глупо все вышло!
— Здесь через два квартала — панамское посольство. Попробуем укрыться в нем.
У дипломатического представительства Панамы вдоль невысокой ажурной ограды прохаживались солдаты. Четверо стояли на въезде, под аркой.
— Не проскочим, Глория. Не давить же этих стервецов прямо на посольской территории. Хунта потребует тогда нашей выдачи.
Глория не ответила.
Разогнала машину.
Проскочила мимо ворот — у патрульных не вызвал никаких подозрений дорогой автомобиль, мчавшийся по противоположной стороне, — и вдруг, круто повернув руль влево, под носом у оторопевших солдат врезалась в ограду.
Скрежет металла по металлу. Ажурная решетка разлетелась от сильного удара, и «мерседес», чуть не опрокинувшись, на двух левых колесах выскочил на газон, прочертив его глубокой бороздой.
Из посольского особняка к ним навстречу бежали люди. Солдаты не решились пустить в ход оружие.
Лишь во второй половине дня Глория смогла дозвониться до Фрэнка, который все утро провозился с Леспер-Медоком, вызволяя своего незадачливого соотечественника из концлагеря на стадионе «Насьональ».
О’Тул приехал и с тех пор каждый день навещал свою невесту.
27 сентября он вызвал Глорию из комнаты, где она ютилась вместе с девятью другими женщинами (посольство было переполнено людьми, спасавшимися от преследований военной хунты).
— Тебе привет от отца. Виделся с ним мельком. Он здоров. Отлично выглядит. Хуан обещал на днях отправить его в Чильян. Там, у родственников, ему будет спокойнее после того, как ты уедешь.
— У меня, Фрэнк, нет еще разрешения на выезд из страны.
— Разрешение скоро получишь. Я навел справки. Был в МИДе, на приеме у генерала Оскара Бонильи.
— Ох, родной, как бы все эти хлопоты обо мне не кончились для тебя плохо...
О’Тул задумчиво потер переносицу и улыбнулся с мальчишеской беспечностью:
— Я, как известно, дряхлый психостеник. А стало быть, человек мнительный. Но похоже, что за мной и впрямь теперь приглядывают. И не только из-за тебя, Гло. Из-за моих последних корреспонденции тоже. Они вызывают все большее разочарование и раздражение у моих высокопоставленных заклятых друзей. Опасаюсь, как бы не устроили обыск в номере.