Повести

— Дежурный? Как Жуковский?

Напряжение окружающих доходило до предела.

— Не вернулся еще, — разочарованно повторял Емельянов, осторожно возвращая трубку на прежнее место.

— А, Бахтин. Иди сюда, — позвал он, заметив наконец капитана в тусклом пучке света, струившемся из маленького оконца, вырубленного у самого потолка землянки.

Вдруг резко затрезвонил телефон. Этого ждали с нетерпением, и все же звонок был настолько неожиданным, что Бахтин вздрогнул.

Командир быстро взял трубку:

— Емельянов у телефона, — на какой-то миг по его лицу скользнула улыбка. — Да, да, слушаю вас...

Все, кто был в землянке, затихли и пристально вглядывались в мрачнеющее лицо командира. В тишине глухо ударилась об стол телефонная трубка, которую опустил мимо аппарата Емельянов. Не обратив на это никакого внимания, майор глубоко вздохнул...

— Жуковский отыскал в степи обгоревший штурмовик Карлова, но возле самолета никого не было, — сказал он.

Летчики молча начали выходить из землянки...

Глава IV

Тоскливым взглядом провожал Карлов самолеты товарищей. Так подраненный сокол, упав на землю с перебитым крылом, смотрит в небо. Друзья улетали на свой аэродром. Когда последний штурмовик растаял в мутной влажной пелене, застлавшей глаза, Георгий, напрягая зрение, вновь всматривался в беспредельную даль, пытаясь разглядеть маленькие, еле различимые силуэты самолетов. Перед глазами поплыли десятки сверкающих искорок. Он отвернулся.

«Неужели конец?» — промелькнуло в сознании. Вылетая на боевые задания, Георгий часто задумывался. «А что, если мой самолет будет подбит?» Нет, фашистских истребителей он не боялся. С «мессершмиттами» можно вести бой, и еще неизвестно кто кого. А вот зенитный снаряд — что шальная пуля. Он врубается в самолет в самый неожиданный момент. И тогда... «Что, если придется сесть там, у них?» Каждый раз Георгий пытался отогнать эту навязчивую неприятную мысль. Иногда это удавалось, но чаще она требовала прямого ответа: «Что же ты будешь делать, когда окажешься на земле лицом к лицу с фашистами?» И Георгий давно решил: «Только драться. Драться до последнего патрона, до последнего дыхания. Лучше смерть, чем...» Нет, он не называл это пленом. Оказаться в мерзких лапах врага представлялось ему бесчестьем.

Теперь, приземлившись далеко за линией фронта, Георгий несколько растерялся. Драться было не с кем.

На многие километры от горизонта до горизонта лежал снег. Ни одного строения, ни одного дымка. «Пустить себе пулю в висок всегда успеется, — подумал летчик. — Главное — спокойствие, — вспомнил он собственные слова, которые говорил курсантам, выпуская их в первый самостоятельный полет. — Нужно пробираться к своим. Перейти линию фронта».

С трудом переставляя ноги, Георгий прошел по глубокому снегу и отыскал автомат, сброшенный Светлишневым. Круглый диск был полон патронов.

«С этим еще можно повоевать», — обрадовался летчик. Он вернулся к самолету, достал из кабины две маленькие банки сгущенного молока — остаток бортового пайка — и засунул их в широкие карманы комбинезона. С сожалением вспомнил он о трех плитках шоколада, съеденных несколько дней назад...

Сняв планшет, Георгий несколько минут внимательно смотрел на карту. Он определил место вынужденной посадки, прикинул расстояние до линии фронта. Потом положил планшет на сиденье, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в пол кабины. Из нижнего бака фонтанчиком брызнула струйка бензина, Растекаясь, бензин окрашивал снег, и вскоре возле самолета образовалось большое розовое пятно.

Георгий осмотрелся — кругом по-прежнему никого не было — и закурил самокрутку. С жадностью наглотавшись дыма, он бросил окурок на порозовевший снег и быстро отбежал в сторону. От штурмовика метнулся красный пучок пламени. Только раз обернулся Карлов на огонь и зашагал на северо-восток, посматривая на маленький ручной компас.

Идти по глубокому снегу было тяжело. Тупая, ноющая боль в раненой ладони усиливалась при каждом движении. На счастье, леденящий ветер дул почти в спину. Всякий раз, когда Георгий вытаскивал увязшую ногу, крохотные комочки снега мигом подхватывались ветром и неслись вперед по искрящейся белой глади.