Около часу ночи подъехали к горловине ущелья. Отвесные скалы, сплошь окутанные тучами, черной стеной выступали из снежной мглы.
До слуха донесся приглушенный грохот обвала.
Пограничники въехали в ущелье. Разъяренный ветер ударил в грудь. Огромные снежные столбы кружились над землей.
«Погодка для нарушителей!» — подумал Обручев, захлебываясь ветром. Гебридзе тоже тяжело дышал.
Пограничники свернули в сторону, и ветер сразу прекратился. Дышать стало легко. Долина Хурсанди[8], казалось, оправдывала свое название: рядом бушует вьюга, а здесь — тишина, словно попали в другой мир. Но здесь была другая трудность: густая пелена тумана застилала глаза.
Николай вспомнил предостережение капитана: может произойти обвал. Он смахнул нависший на бровях снег, поправил капюшон маскировочного халата.
Гебридзе внимательно следил за своим сектором наблюдения. Обручев — за своим. Между ними существовала та незримая связь, которую пограничники называют шестым чувством. Они в четыре глаза просматривали местность, чутко вслушиваясь в звуки ночи.
Где-то прокричал архар. Обручев представил себе красавца-барана с широченными рогами, прочными, как сталь, на которые он уверенно прыгает с головокружительной высоты.
Заклекотал беркут...
Шипя, как змея, осыпался снег.
Обручев подождал. Должно быть, осыпь была небольшая и не с перевала, а скорее всего с какого-нибудь камня, нависшего над обрывом, потому что обвала не последовало.
Николай двинулся дальше. Несколько минут было совсем тихо. Затем снова прокричал архар-самец, на этот раз, как определил Обручев, значительно ближе.
Николай сделал знак Гебридзе остановиться. Палец лег на холодную сталь затвора.
В третий раз прокричал самец и еще ближе.
«Странно!» — отметил про себя Обручев. Обычно архары не появлялись здесь, а паслись в ущелье за перевалом.
Мелькнула мысль:
«Может быть, их кто-нибудь спугнул?»
Обручев подозвал Гебридзе, поделился с ним своей догадкой.
Решили пойти на крик архара.
Пограничники бежали быстро, напрягая зрение и слух. Снова повстречали телеграфные столбы. Обручев притормозил и, сняв ушанку, стиснул ее в руках. Почудилось: кто-то говорит. Остановился. Долго стоял, прислушиваясь. Нет, это шумели провода...