Ибрагим тихо стонал. Тугай схватил кружку с водой и вылил ему на голову.
Старик открыл глаза.
Динкер больно взял Тугая за плечи, сердито глянул в глаза. Тугай кивком показал на дверь.
— Бол-ван! — выругался Динкер и, поддерживая окровавленную голову старика, заглянул ему в рот. Ибрагим сильно прикусил язык. Он распух, еле помещался во рту. О том, чтобы старик заговорил, сейчас не могло быть и речи.
И Тугай и Динкер сразу поняли опасность своего положения. Тугай вспомнил про старый пост. Может быть, успеют туда до рассвета?
— Правильно! — сказал Динкер и выпустил из рук Ибрагима. Старик, ударившись головой о пол, снова потерял сознание.
Тумаков дремал. Динкер разбудил его, в нескольких словах разъяснил обстановку. Тумаков не выразил ни страха, ни сожаления. Идти, так идти.
Все трое достали пистолеты.
Тугай приоткрыл дверь. К счастью, еще не утих ветер: следы занесет.
Петренко замер. Ветер, казалось, помог ему, вздыбил соседний сугроб.
Тугай заметил это. Чувство животного страха овладело им, и он два раза выстрелил по сугробу. Дверь в кибитке захлопнулась. Он рванул ее, но безуспешно.
«Закрылись, гады!»
Всё произошло так быстро, что ни Петренко, ни Резников не успели заметить: ушел враг или нет.
Барс рвался к двери. Резников подумал, что неизвестные еще в комнате и отполз за куст. Сквозь заснеженные ветви можно было увидеть кибитку Ибрагима.
Ну а как же быть дальше?
Резников шепнул Петренко:
— Возьми дверь на мушку! — И еще тише, в самое ухо Барсу: — Ползи!
До кибитки оставалось метров семь-восемь, когда дверь слегка приоткрылась, и почти одновременно прозвучали два выстрела. Одна пуля впилась в косяк двери. Это Петренко умышленно принимал огонь на себя. Другая — из кибитки, просвистев над головой ефрейтора, зарылась в снег.
Дверь снова захлопнулась.