Вечер действительно спускался на море. Все сумрачнее становилось небо, затягивался вечерней дымкой далекий берег, темнела голубоватая вода...
Моренц дважды хотел приказать Петру Калугину возвращаться в поселок, но передумывал: уж очень сильным было желание удивить своих друзей лично им пойманной севрюгой. Да и ничто вокруг не вызывало в нем никаких подозрений, сколько ни всматривался он в морскую даль. Вода и вода. Только однажды милях в в четырех-пяти от баркаса проплыл немецкий транспорт в сопровождении двух боевых катеров.
А Калугин искусно уводил баркас к старому молу.
— Севрюга будет, господин капитан. Истинный господь, будет!.. — говорил он.
Третий замет оказался удачным. Еще не вытащили на борт и половины сетей, как рыбаки почувствовали: бьется в них или севрюга, или огромный сом. А когда рыбина всплыла на поверхность и ударила хвостом по воде, Петро крикнул:
— Севрюга!
Моренц и сам уже видел, что это была большая севрюга. Глаза у него еще больше загорелись охотничьим азартом, он засуетился, хотя и не знал, что теперь, надо делать.
— Скоро! Скоро вытаскивайт сетка! — закричал капитан.
— Скоро нельзя, — ответил Петро. — Уйти может рыбина. Надо осторожно.
Он, как и рыбаки и солдаты, тоже выбирал сеть, вспотел от напряжения, но все время украдкой поглядывал то на Моренца, то на своих помощников.
Рыбина снова всплеснулась. Вода у самого борта взбурлила, запенилась. Калугин крикнул:
— Господин капитан, помогите! Уйдет, проклятая!
Моренц схватился за край сетки, начал тащить.
— Вон она, вон! — Калугин, казалось, и сам испытывал искреннее волнение. — Федорыч, давай крюк! Николай, будешь глушить! Тащите, братцы, тащите!
Наконец сети подвели к борту, закрепили и приподняли севрюгу над водой. Она с остервенением билась, точно надеялась разорвать сети и уйти в море. Моренц опять закричал:
— Скоро вытаскивайт!
Он наклонился над бортом, с любопытством разглядывая острую рыбью морду. И в тот же миг почувствовал тупой удар в голову. Моренц оглянулся, увидел искаженное злобой лицо Калугина. Рука дернулась к пистолету, но сил уже не было. Темнота окутала сознание, и гестаповец упал на палубу.
А в это время четверо рыбаков расправлялись с солдатами. С одним покончили сразу. Тот самый Федорыч, которому Калугин приказал брать крюк, с придыхом рубанул этим крюком немца. Не успел тот даже сообразить, что произошло, как был уже за бортом. На другого сзади набросились двое. Немец вывернулся, ударом кулака в подбородок свалил пожилого рябоватого рыбака, прыгнул к тому месту, где лежал его автомат и уже схватил его... Но кто-то ударил немца в висок, кто-то вырвал автомат и прикладом этого же автомата хватил его по голове. Солдат дико закричал, зашатался и медленно сел на мокрые сети.
Его тоже, сразу обмякшего, выбросили за борт.
Скручивая веревкой руки Моренца, Петро сказал: