Шхуна «Мальва»

22
18
20
22
24
26
28
30

Вечер действительно спускался на море. Все сумрачнее становилось небо, затягивался вечерней дымкой далекий берег, темнела голубоватая вода...

Моренц дважды хотел приказать Петру Калугину возвращаться в поселок, но передумывал: уж очень сильным было желание удивить своих друзей лично им пойманной севрюгой. Да и ничто вокруг не вызывало в нем никаких подозрений, сколько ни всматривался он в морскую даль. Вода и вода. Только однажды милях в в четырех-пяти от баркаса проплыл немецкий транспорт в сопровождении двух боевых катеров.

А Калугин искусно уводил баркас к старому молу.

— Севрюга будет, господин капитан. Истинный господь, будет!.. — говорил он.

Третий замет оказался удачным. Еще не вытащили на борт и половины сетей, как рыбаки почувствовали: бьется в них или севрюга, или огромный сом. А когда рыбина всплыла на поверхность и ударила хвостом по воде, Петро крикнул:

— Севрюга!

Моренц и сам уже видел, что это была большая севрюга. Глаза у него еще больше загорелись охотничьим азартом, он засуетился, хотя и не знал, что теперь, надо делать.

— Скоро! Скоро вытаскивайт сетка! — закричал капитан.

— Скоро нельзя, — ответил Петро. — Уйти может рыбина. Надо осторожно.

Он, как и рыбаки и солдаты, тоже выбирал сеть, вспотел от напряжения, но все время украдкой поглядывал то на Моренца, то на своих помощников.

Рыбина снова всплеснулась. Вода у самого борта взбурлила, запенилась. Калугин крикнул:

— Господин капитан, помогите! Уйдет, проклятая!

Моренц схватился за край сетки, начал тащить.

— Вон она, вон! — Калугин, казалось, и сам испытывал искреннее волнение. — Федорыч, давай крюк! Николай, будешь глушить! Тащите, братцы, тащите!

Наконец сети подвели к борту, закрепили и приподняли севрюгу над водой. Она с остервенением билась, точно надеялась разорвать сети и уйти в море. Моренц опять закричал:

— Скоро вытаскивайт!

Он наклонился над бортом, с любопытством разглядывая острую рыбью морду. И в тот же миг почувствовал тупой удар в голову. Моренц оглянулся, увидел искаженное злобой лицо Калугина. Рука дернулась к пистолету, но сил уже не было. Темнота окутала сознание, и гестаповец упал на палубу.

А в это время четверо рыбаков расправлялись с солдатами. С одним покончили сразу. Тот самый Федорыч, которому Калугин приказал брать крюк, с придыхом рубанул этим крюком немца. Не успел тот даже сообразить, что произошло, как был уже за бортом. На другого сзади набросились двое. Немец вывернулся, ударом кулака в подбородок свалил пожилого рябоватого рыбака, прыгнул к тому месту, где лежал его автомат и уже схватил его... Но кто-то ударил немца в висок, кто-то вырвал автомат и прикладом этого же автомата хватил его по голове. Солдат дико закричал, зашатался и медленно сел на мокрые сети.

Его тоже, сразу обмякшего, выбросили за борт.

Скручивая веревкой руки Моренца, Петро сказал: