«В Полесской области, — читал Андрей, — оккупанты полностью уничтожили населенные пункты: Шалаши, Юшки, Вулавки, Давыдовичи, Уболять, Зеленочь, Вязовцы. В Пинской области только в трех районах сожжено сорок три деревни и умерщвлено четыре тысячи стариков, женщин и детей. В селе Большие Милевичи фашисты убили восемьсот человек, в Лузигах — семьсот, в деревне Хворостово в церкви во время служения были сожжены все молящиеся вместе со священником».
— Это так и было? — прервав чтение, спросил Грязнов.
— Выходит, так, — серьезно сказал Леонид. — Сведения точные, и я их уже передал на «большую землю».
— А насчет освобождения Новгорода, Красного Села и Гатчины тебе известно?
— Ха! Да про это уже все куры в городе кудахчут, — улыбнулся Леонид. — Не знал бы я, не знал бы и ты.
— Ну, уж это не скажи, — возразил Грязнов, — я об этом узнал в тот же день, сидя в тоннеле.
— Я и забыл... Правильно, — согласился Изволин.
— Вот насчет второго фронта хочется что-нибудь пронюхать, да никак не удается. Будет он или не будет? Что там слышно в эфире?
У Леонида кожа на лбу собралась в морщинки.
— Дела обстоят так, что пока второй фронт заменяется свиной тушенкой. А скоро второй фронт нужен будет нам, как козе модельные туфли. Зачем думать с втором фронте, когда есть уже три фронта: один на передовой, второй — в советском тылу, трудовой, а третий — в тылу у врага. Как-нибудь одолеем Гитлера и без союзников.
— Нет сомнения...
Андрей вынул текст телеграммы и передал Леониду:
— В сегодняшний сеанс... Важные сведения...
Изволин быстро пробежал текст глазами и, присев к столику, начал зашифровывать
Андрей осмотрел погреб. Все было попрежнему, в нишах лежали взрывчатка, боеприпасы, капсюли, запальный шнур, на стене висели винтовка и автоматы. Только в углу он заметил что-то новое, — там стояли большие кумачевые флаги на длинных древках.
— Для чего это? — полюбопытствовал Андрей, обращаясь к Тризне, сидевшему рядом с ним.
Но ответа не последовало. Игнат Нестерович, упершись локтями в колени и положив голову на руки, казалось, дремал. Его большие, широко открытые глаза смотрели в одну точку; он о чем-то думал. Может быть, о сыне, мечущемся в жару, или о жене, подавленной нуждой и горем. «Совсем плох», — подумал Андрей и отвернулся.
В глубокой тишине слышалось только постукивание ключа передатчика. Уже двадцать минут работал Леонид. Он принял две телеграммы и передал одну.
— Все! — сказал он, наконец, и сбросил с головы наушники. — Теперь расшифруем, что говорит «большая земля».
Игнат Нестерович очнулся и обвел глазами погреб.