Бенгальские душители

Мать, с трудом сдерживая рыдания, продолжала читать:

«Теперь мне остается только сообщить вам, что волею судьбы я обнаружил сокровища моего отца, и здесь, в этом диком краю, охваченном вооруженным восстанием, мне удалось обрести бесценные документы. Благодаря счастливой случайности, а может, и самому Провидению, с бедностью отныне покончено и род Ленноксов снова богат.

Упомянутые выше бумаги и план я прилагаю к письму. Берегите их как зеницу ока».

Взволнованные, радостные, они не могли поверить тому, о чем узнали.

В конце письма майор попросил жену как можно скорее купить и прислать ему кое-что из вещей.

— Давайте сделаем это прямо сейчас! Поедем в Калькутту! — предложил Патрик.

— Хорошо, сынок, — согласилась мать.

— Пусть подадут коляску, да поживее! — воскликнула Мери, нажимая кнопку электрического звонка.

Не прошло и четверти часа, как пара резвых пони[15] стремительно мчала экипаж с леди Леннокс и детьми по Стренд-роуд, и вскоре они оказались в Калькутте.

Было около шести часов вечера. Жара спала, и замерший было город вновь начал оживать. Но широким пыльным улицам бойко катили конные коляски и трамваи. Туземцы в белоснежных одеяниях образовывали шумные многолюдные толпы. Однако европейцев среди прохожих не было: они считали унизительным для себя ходить пешком.

На облик этого огромного города причудливейшим образом наложили свой отпечаток как Азия, так и Европа. Дворцы, портики с колоннами, церкви, памятники, позолоченные пики садовых оград, парки, скверы и бульвары с изумительными тропическими цветами, широкие проспекты, трамваи, электрические фонари, яркие афиши. И тут же смуглолицые бенгальцы — стройные, крепкие, энергичные, сотни экипажей, налетавших на людей, которые лишь чудом оставались в живых. Яркое, неповторимое зрелище озарялось ослепительными солнечными лучами, и в них лишь усиливался и без того резкий контраст между градостроительными атрибутами западной цивилизации, возвещавшими о благополучии и процветании, и сутолочной жизнью восточной улицы.

Коляска с леди Леннокс и детьми вихрем неслась сквозь толчею, что считалось здесь высшим шиком. Их кучер, ничем не отличаясь от остальных индийских возниц, с сатанинским восторгом бросал экипаж в самую гущу людскую, вызывая испуг и сумятицу. Что же касается леди Леннокс, Патрика и Мери, то они холодно взирали на прохожих, безропотно сносивших подобное глумление. И это — добрые, чувствительные натуры!

У огромного фешенебельного магазина коляска пристроилась к веренице других, и все трое — леди впереди, дети, взявшись за руки, сзади — чинно направились сквозь почтительно расступившуюся толпу зевак-туземцев к высоченным ажурным дверям магазина готового платья. Оттуда как раз выходил изысканно одетый бенгалец и нечаянно задел леди Леннокс. Посторонись она вовремя, этого не произошло бы, но уступить дорогу какому-то индийцу казалось ей крайне унизительным.

Надо заметить, англичане — даже самые достойные, включая ярых поборников равенства, — открыто выказывают глубочайшее презрение к жителям своих колоний. Тех, у кого черная, желтая или красная кожа, они даже не считают за людей и ставят куда ниже своих любимых собак или скаковых лошадей. Завидев европейца, туземец — существо в их глазах презренное — должен отойти как можно дальше, чтобы тот, не дай Бог, не коснулся его. Подобные чувства к местным жителям питают не только мужчины, но и женщины, не уступающие им в надменности. Конечно, это дико и абсурдно, но реальность тем не менее такова!

И когда леди Леннокс непочтительно толкнули, она, обычно добрая и мягкая в обращении, с гневным вскриком залепила бенгальцу звонкую пощечину и обозвала его самым обидным для индусов словом — «Суар!» — «Свинья!», которым англичане оскорбляют их на каждом шагу, по поводу и без повода.

Обычно в подобном случае индиец, опустив голову, торопливо уходит, утешая себя тем, что могло быть и хуже, встреться он с джентльменом-боксером. Однако на этот раз произошло иное. Гордо вскинув голову, бенгалец бросил на дерзкую леди свирепый взгляд потревоженного тигра. Злоба исказила его покрытое бронзовым загаром лицо, зубы заскрежетали, на дрожащих от ярости губах выступила пена. С молниеносной быстротой выхватил он из-за пояса кинжал с украшенной самоцветами рукояткой и вонзил бедной женщине в грудь.

— Он убил меня! Боже, смилуйся! — воскликнула она глухо и стала медленно клониться вниз.

ГЛАВА 2

Бедная мать! — Несчастные дети! — Преступник. — Брахман. — Первая помощь. — В военном госпитале. — Знания и самоотверженность. — Перед верховным судом. — Приговор. — Хуже смерти. — Осквернение трупа. — Ярость. — Фанатизм. — Убийство.

Патрик и Мери оцепенели от ужаса, в груди у них что-то оборвалось, когда они услышали жалобный крик. Не помня себя, они подскочили к матери, протянув дрожащие руки, чтобы поддержать ее.