— Ну что ж, будьте как дома, — сказал Жоам Гарраль.
В тот же вечер Торрес занял комнату неподалеку от цирюльника.
А Фрагозо, только в восемь часов вернувшись на жангаду, подробно рассказал юной мулатке о своих подвигах и не без гордости повторял, что его слава знаменитого цирюльника еще возросла в бассейне Верхней Амазонки.
14. Вниз по реке
На рассвете 27 июня концы были отданы, и жангада вновь заскользила вниз по реке.
Теперь на борту стало одним пассажиром больше. Но откуда взялся этот человек? Никто не знал. Куда он направлялся? По его словам, в Манаус. Однако Торрес тщательно скрывал все, что относилось к его прежней жизни, помалкивал о своей профессии, которую бросил всего два месяца назад, и никто не подозревал, что на жангаде нашел себе приют бывший лесной стражник. А Жоам Гарраль не хотел отравлять назойливыми расспросами услугу, оказанную им Торресу.
Приняв путника на борт, Жоам Гарраль действовал из гуманных побуждений. На безлюдных просторах Амазонки, особенно в ту пору, когда большие пароходы еще не бороздили ее воды, было очень трудно найти быстрый и надежный способ передвижения. Суда ходили нерегулярно, и путешественникам чаще всего приходилось пробираться пешком сквозь леса. Так странствовал и продолжал бы странствовать и Торрес, если бы счастливый случай не привел его на жангаду.
Теперь, когда Бенито представил Торреса отцу и рассказал, при каких обстоятельствах повстречался с ним, Торрес мог считать себя полноправным пассажиром и вести себя как на большом пароходе: участвовать в общей жизни, если ему захочется, или держаться особняком, коли у него необщительный нрав.
Торрес ни с кем не пытался сближаться, особенно в первые дни. Он вел себя очень сдержанно, отвечал, когда к нему обращались, но сам ни о чем не спрашивал.
Если он и бывал разговорчив, то лишь с Фрагозо. Быть может, потому, что тот подал ему счастливую мысль пуститься в путь на жангаде? Порой он расспрашивал своего веселого спутника о положении семейства Гарраль в Икитосе, о чувствах дочери хозяина к Маноэлю Вальдесу, но и тут говорил с осторожностью. Чаще всего он либо прогуливался в одиночестве на носу жангады, либо сидел в своей комнате.
Завтракал и обедал он вместе с Жоамом Гарралем и его семьей, но почти не принимал участия в общей беседе и по окончании трапезы тотчас удалялся.
Все утро жангада плыла среди живописной группы островов, расположенных в широком лимане Жавари. Этот крупный приток Амазонки течет к юго-западу, и на всем его пути от истоков до устья не встречается ни острова, ни порога. Его устье шириной около трех тысяч футов начинается на несколько миль выше места, где прежде стоял город Жавари, право владеть которым долго оспаривали испанцы и португальцы.
До утра 30 июня путешествие продолжалось без всяких происшествий. Порой навстречу жангаде попадалась вереница скользивших вдоль берега лодок, связанных цепочкой, так что один туземец мог управлять всеми сразу.
Вскоре позади остались острова Арариа, архипелаг Кальдерон, остров Капиату и многие другие, еще неизвестные географам. 30 июня лоцман указал на правом берегу реки деревушку Журупари-Тапера, где решено было сделать остановку на два-три часа.
Маноэль и Бенито отправились поохотиться в окрестностях и принесли кое-какую пернатую дичь, которой оказали радушный прием на кухне. Молодым людям удалось также убить и зверя, но он представлял больший интерес для естествоиспытателя, чем для кухарки на жангаде.
Это было четвероногое с темной шерстью, чем-то напоминавшее большого ньюфаундленда.
— Вот муравьед редкой породы! — провозгласил Бенито, бросая его на палубу жангады.
— И прекрасный экземпляр, который послужил бы украшением коллекции в музее, — добавил Маноэль.
— Наверно, нелегко словить этого диковинного зверя? — спросила Минья.
— Еще бы, сестренка! — ответил Бенито. — К счастью, тебя с нами не было, чтобы вымолить ему пощаду. Ох и живучи же эти твари! Я истратил не меньше трех пуль, пока не уложил его.