Гера выбросил вперед руку.
– Я не понял… – озадаченно пробормотал Гриша.
– Туда нельзя.
– Почему? – удивился я. Поведение Геры и мне показалось странным.
– Она ставит ему…
– Мат?
– Нет, – решительно отрезал Гера.
– Шах? Укол? – спросили мы с Гришей по очереди.
– Товарищи… – заговорил вдруг Гера языком замшелого партократа. – В такие минуты человека даже змея не жалит.
Гриша продолжал откровенно тупить, в меня же начало прокрадываться озарение. Как бы то ни было, голова посветлела.
– Это не тот случай, – спросил я Геру, – когда на Руси в церквях даже в колокола не били, чтобы не мешать нересту осетровых?
Гера, подумав, коротко кивнул.
– Ах он, мерзавец… – восхитился я. – Он всех провел!
Мы топтались в коридоре, в растерянности поглядывая друг на друга. Длилось событие, и событие это было для нас куда более значительное, чем обращение Савла в Павла для христианства. Означало оно только одно: все годы работы в санатории и все годы после Антоныч и Вера играли в шахматы, и ни один из медицинских работников, не говоря уже о постояльцах, не догадывался, чем они занимаются на самом деле. Я пытался вспомнить хотя бы отдаленный пример такой конспирации, но у меня не получилось. Даже главный конспиратор всех времен и народов Ленин не сумел сохранить в тайне связь с Арманд. Принцессу Диану – и ту застукали на грешном. А Антоныч…
Мы вернулись в номер и дождались там самого великого вруна за всю историю человечества. Едва он вошел, Гриша произнес:
– «У нас в пансионате с Верочкой была традиция».
– «Да никто никого, мы просто играем», – добавляет Гера.
– Это вы о чем? – с неподдельным удивлением интересуется Антоныч. Снимая брюки и поднимая с кровати полотенце, он обводит нас взглядом.
– Какая наглость… – изумляется Гера.
– Вы что, белены объелись?