— Черт тебя дернул идти сегодня в рощу, — вслух выругался Иван. — Так тебе и надо, дубина стоеросовая!
А там, в роще, Тарасов, Вознесенский и фотограф Ивашкин все еще стояли поодаль, молча рассматривали труп, и одежду на нем, и все, что его окружало.
— Что скажете, Вознесенский?
— Пока немногое. На самоубийство не похоже. По первому впечатлению.
— Доказательства?
— Пистолет под ладонью… При самоубийстве… Не обязательно пистолету так точно оказываться под ладонью… Правда, пистолет трогал солдат, но… И поза. Есть в ней что-то подозрительно нарочитое… И китель…
— Что китель?
— Словно капитан после выстрела в висок пытался снять с себя китель через голову…
— Что бы это могло означать?
— Не знаю.
— А не может быть так, что после смерти Егорова трогали? Ну, перенесли с места на место…
— Возможно. Надо все изучить, подумать…
— Хорошо. Изучайте, думайте, ищите. «Дело капитана Егорова» за вами. И насчет кителя. Не странно ли, что такая теплынь… Да что там теплынь! Жарища, а он почему-то в кителе, застегнутом на все пуговицы.
— Я тоже обратил на это внимание. И песок на бриджах…
— Ну что ж. Мне здесь делать нечего, сами справитесь. Медэкспертизу попросите дать заключение как можно быстрее, но и без спешки. Солдата Кузьмина я задержу до вашего возвращения. Машину тотчас же верну сюда. — Подполковник зашагал к «козлику», только что вернувшемуся из части.
— Ну что, приступим? — обратился Вознесенский к Ивашкину.
— Сей момент, — и фотограф быстро, с профессиональной сноровистостью наладил фотоаппарат, с удобного портативного штативчика произвел с разных мест десятка полтора снимков трупа, сказал: — Готово. Зафиксировано. Можем продолжать дальнейшее изучение места преступления и осмотр трупа.
— Вам когда-нибудь приходилось заниматься таким делом? — спросил Ивашкина Вознесенский.
— Приходилось. И довольно много раз. В гражданке.
— Тогда помогите мне.