Именем закона

22
18
20
22
24
26
28
30

Он ловко наливает его в рюмки и чокается с Евгением.

— Ну-с, дорогой товарищ Алехин, за доверие! За доверие, которого еще так мало между людьми.

— Но позвольте, — делает протестующий жест Евгений. — Я бы хотел персонально за вас…

— Спасибо! Буду очень рад, но это уже пойдет вторым туром, ибо я и мое скромное деяние — лишь результат доверия и взаимовыручки друг друга. Вот, пожалуйста, семга. Закусывайте. А я налью еще по одной, раз уж вы имеете желание выпить за мою скромную персону. Ваше слово, товарищ Алехин! Да, простите, что же это мы друг друга по фамилиям, будто на профсоюзном собрании? Вы ведь Евгений Иванович, насколько мне помнится? Ну, а я Викентий Федорович.

— За ваше здоровье, Викентий Федорович! — чокается с Ленским Алехин. — И за вашу порядочность!

Когда они выпивают, Ленский вскакивает вдруг и бросается навстречу какому-то здоровенному детине в ковбойке с засученными рукавами.

— О, наконец-то! А я уж думал, что ты забыл о нашем уговоре. Прошу познакомиться. Это мой новый друг, Евгений Иванович Алехин. А это, — кивает он на здоровяка, — мой старый друг Алеша Калашников, мастер спорта. Прошу любить и жаловать. Присаживайся, Алеша. А мы по этому случаю еще графинчик закажем.

— Нет, нет, я уже больше не буду, — протестует Евгений. — А вы пожалуйста! С меня ведь причитается…

— Ну, милый мой, не ожидал я этого от вас! — разводит руками Ленский. — В том разве дело, за чей счет? Да ведь это я в шутку сказал, что с вас причитается. Где же тогда моя порядочность? Вернул найденные деньги, а теперь вымогаю их у вас на пропой души? Нет уж, вы меня не обижайте: счет будет общий. На паритетных, так сказать, началах. Угостили вы меня, теперь я вас. А потом, может быть, и Алеша раскошелится.

— Ну хорошо, — сдается Евгений, чувствуя, что от выпитого он почти не захмелел. — Давайте еще по рюмке, но больше не просите. Я ведь почти непьющий…

А графин уже на столике, и в нем гораздо больше коньяку, чем в первый раз. Впрочем, может быть, Евгению это только кажется… Выпив еще рюмку, он вдруг чувствует, что голову его обволакивает приятный туман и все происходящее начинает казаться не очень реальным. Он ведь и в самом деле почти не пьет. Во всяком случае больше ста пятидесяти граммов никогда еще не выпивал.

«Стоп! — решает он. — Больше ни глотка! А то я совсем захмелею…

Он хочет достать бумажник, чтобы расплатиться, но на его плечо опускается тяжелая рука Калашникова.

— Может быть, сначала поговорим о деле? — довольно бесцеремонно заявляет он. — У нас ведь к вам дело, товарищ Алехин.

— Да, действительно нужно бы поговорить и о деле, — вкрадчивым голосом поддакивает Ленский. — Нам чертовски повезло, что мы нашли ваш бумажник. Может быть, больше даже, чем вам. Из находящихся в нем документов мы поняли, что вы работник ОБХСС, и именно по этой линии у нас к вам дело. Не так давно арестовали вы заведующего промтоварной палаткой…

— Нет, нет! — решительно поднимается Алехин. — На эту тему никаких разговоров со мной быть не может.

— А ведь только что говорили о доверии и взаимовыручке! — укоризненно качает головой Ленский. — Где же оно, это доверие?

— Нет уж, извините, ни о каких палаточниках говорить мы не будем! — упрямо повторяет Алехин.

— Ну, если с вашей стороны нет к нам доверия, то и мы изменим нашу тактику, — почти с угрозой произносит Калашников.

— Да, придется, к сожалению, — притворно вздыхает Ленский. — И если вы нас не проинформируете о положении дела этого палаточника, то мы вынуждены будем проинформировать о вашей рассеянности и майора Миронова, и подполковника Волкова. Это ничего, что мы вам вернули бумажник — у нас есть фотокопии его содержимого.