Опять наступило молчание. И тогда инженер спросил:
— А куда делся ваш спаситель… кочевник Ораз Гельдыев? Он жив?
Оба туркмена засмеялись, и военный, обнимая рукой все это время молчавшего туркмена, весело сказал:
— Вот он, перед вами. Бывший басмач, ныне предрайисполкома всего Сернозаводского района, наш дорогой Ораз Гельдыев.
Журналист зажег спичку, чтобы лучше разглядеть скромное лицо героя.
Восток все светлел. За холмами слышалось монотонное позвякивание бубенцов. Это подходил из Чагыла ожидаемый караван.
НАЛЕТ
В клубе села Одинцовки было весело. Играл красноармейский баян, артиллеристы вместе с девчатами плясали гопака, сменяя его вальсом и венской полечкой. В перерывах между танцами политрук батареи читал собравшимся вслух статьи из газет, а сменявший его весельчак и острослов Вакуленко рассказывал смешные истории «про нашо́го попа та про його дочку», да так забавно, что весь клуб, все собравшиеся тут и молодые и старые жители Одинцовки покатывались от хохота, слушая «балачки» веселого наводчика.
Было уже около девяти часов. Приближалась ночь. Высокие пирамидальные украинские тополя закрывали бродившую в небесах луну. Иногда ее серебристые лучи просачивались сквозь листву и пробегали по улицам и хатам спокойного села.
Батарея была на отдыхе. Еще пять дней назад ее трехдюймовые пушки усердно били по махновским бандам, выбивая их со станции Игрень, но теперь и люди, и кони отдыхали после боевых трудов.
заиграл гармонист, и хор из батарейцев, парубков и девчат подхватил:
Пулеметная дробь и два долгих залпа прокатились по селу, потом грохнули разрывы ручных гранат, и вдруг по Одинцовке из конца в конец защелкали пули. Частый огонь охватил село. Ураганная ружейно-пулеметная пальба приближалась, и с края села, возле деревянных сараев бывшей помещичьей экономии, полыхнуло пламя. Густой дым, клокоча и крутясь, взлетел над осветившимися тополями, длинные языки огня забегали, заструились по сараям. Певшие оцепенели.
— Гос-поди Сусе… — негромко проговорил кто-то в конце зала, и вдруг пулеметная очередь, пущенная в упор из-за ближайшего плетня, разнесла распахнутые окна клуба. Брызнули осколки стекла, упала на пол висячая лампа, кто-то охнул, и сейчас же вся охваченная ужасом толпа кинулась к выходу, в панике топча упавших детей и баб.
Крики ужаса и вопли заглушили треск гремевших вокруг винтовок…
А над селом все шире и сильней поднимался пожар.
В низенькой комнате стоял стол, уставленный ящиками и трубками полевого телефона. За столом, держа в руке стакан дымящегося чая, сидел крепкий, кряжистый человек; другой, полуоткинувшись на лежанке и заложив за голову руки, мечтательно курил, пуская в потолок кольца дыма.
— Хорош чаек! — похвалил первый. — Может, налить и тебе, Григорий Иваныч? — предложил он, но куривший, не отрываясь от своих мыслей, покачал головой.
В трубке засипело, раздался негромкий звонок.
— Алле! Начарт Первой Конной слушает, — беря в левую руку трубку и поднося ее к уху, сказал сидевший за столом человек. — Как, как? На Одинцовку? Сейчас передам, — быстро сказал он и слегка изменившимся голосом доложил: — Григорий Иваныч, тебя к телефону. Банда напала на Одинцовку… Село горит… а ведь там первая батарея.
ebooksa