— А ты не знаешь? В газетах писали! В Штатах ослепла куча мужиков, принимавших виагру.
— Не может быть. Значит, тоже мастурбировали.
— Господи боже мой! Неужто думаешь, что я…
— Конечно. И не сомневаюсь.
В отчаянии Уилт закатил глаза:
— Тогда почему я не ослеп? Либо дрочу и не слепну, либо не слепну, потому что не дрочу. Что выбираешь?
— Значит, не все мужики… — Ева уже запуталась, в чем обвиняет Уилта.
— Но как правило, да? Выходит, большинство слепцов с тростями и собаками-поводырями — онанисты?
— Разумеется, нет! И прекрати похабничать, сколько раз говорить?
— А ты не проверяла — может, у них ладони волосатые?
— Нет… Зачем?
— Потому что это еще одна древняя байка, состряпанная идиотками вроде тебя и Мэвис Моттрэм. Испробуй на моем ученике. В школе мы потешались над малышней — мол, если рукоблудить, ладони оволосеют. И дурачки сразу смотрели на свои руки.
— Видно, ты учился в какой-то особенной школе.
— Все школы особенные. Если учесть, сколько придурков они выпускают. — Прежде чем Ева нашлась с ответом, Уилт рванул к входной двери. — Я в Техноколледж, где тишина и покой. А ты вообрази себя членом кружка «Умелые руки». Твои огненные трусы просто молят об этом.
К смыслу последней реплики Ева пробилась минут через десять, когда Уилт, жмурясь на солнышко, уже пил чай возле сарайчика старины Ковердейла.
— Бывает, что потянет на бабу? — спросил он приятеля.
— Не, я уж давно завязал. Пустая трата времени. Кроме того, женушка моя у любого отобьет всякую охоту. Ее возжелает лишь сексуальный маньяк, да и тот потом раскается.
— Не продолжай, — взмолился Уилт. — Моя по дому разгуливает в трусах, которые навеки угомонят даже изголодавшегося насильника. Напяливает эту хрень, когда желает, как она выражается, «пошалить».
— Что-то игривое…
— Только не в нашем случае, — горестно вздохнул Уилт. — Давай о чем-нибудь другом. Например, о том, как подготовиться к занятиям, если женушка — в каждой бочке затычка.