Том 1. В дебрях Индии

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да и плакать незачем, мой молодой друг! Вы, впрочем, должны знать, как я вас люблю и далек от того, чтобы желать огорчить вас. Продолжаю. Сердар спас Лайонела Кемпбелла, который был тогда майором и комендантом Хардвара. Во время этой войны Сердар отправился на остров Цейлон с целью, вероятно, поднять там восстание, но был взят в плен губернатором острова, сэром Уильямом Брауном, благодаря чертовской ловкости Кишнайи, бывшего у него на службе. Приговоренный к смерти вместе со своими товарищами, Сердар бежал с места самой казни. В следующую за этим ночь Уильям Браун был тяжело ранен Фредериком де Монмореном, который был настолько смел, что проник во дворец своего врага. С этого момента между всеми этими лицами начинается настоящее состязание во всевозможных хитростях и засадах, о которых слишком долго рассказывать. Губернатор Цейлона так рьяно принялся за преследование Сердара и назначил такую высокую цену за его поимку, что я всегда думал, — мы люди полиции, по природе своей всегда несколько подозрительны, — что между этими двумя людьми существовали какие-то особые причины для ненависти, которая не могла явиться следствием одной только борьбы в Индии. Весьма возможно, что сэр Уильям был вторым сообщником в знаменитом деле о краже секретных планов, имя которого было скрыто Сердаром.

— О, сэр Уотсон! — воскликнул Эдуард Кемпбелл, — такое обвинение неблагородно. Простите, милорд, — продолжал он, отвешивая почтительный поклон вице-королю, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на сестре моего отца.

— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Уотсон, вы зашли немного далеко.

— С вашего позволения, милорд, — продолжал молодой человек, — я попрошу сэра Уотсона взять обратно свое несколько опрометчивое обвинение.

— Ну же, Уотсон, не портите мне вечер.

— Если вам, угодно, милорд, — холодно отвечал начальник полиции, — предположим, что я ничего не сказал…

— Это не значит взять свое слово назад, — заметил Эдуард.

— Я сокращаю свой рассказ, — продолжал Уотсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. — Падение Дели и окончание восстания, подавленного Хейвлоком, не уменьшили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сахиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества Духов Вод, и с тех пор, как это уже известно вашей милости, он ускользнул от всех наших поисков. Кишнайя, взявшийся нам его доставить, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару, отыгравшись на его семье, внушило ему глупую мысль захватить Кемпбеллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому берегу. Захваченный батальоном Четвертого шотландского полка, который явился на выручку своего полковника, Кишнайя был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой рассказ, милорд, а сигара моя еще не кончена… Я не растянул своего повествования, как видите.

— Напротив, Уотсон, вы с некоторого момента чересчур спешили закончить его.

— Последние факты почти известны вашей милости… Вы же дали Кишнайе поручение открыть убежище Нана-Сахиба…

— Это чрезвычайно ловкий и хитрый человек… Вы уверены, Уотсон, в том, что он повешен?

— Настолько, по крайней мере, насколько можно верить официальному донесению.

— Я могу подтвердить, сэр, что негодяй не избежал участи своих товарищей, хотя и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте правосудия. Мы возвращались из Англии по окончании отпуска моего отца и отправились сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не видела с самого детства.

— Почему же предводитель тхугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? Он мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы его.

— Сколько мне помнится, он о чем-то очень долго разговаривал с капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.

— Это весьма неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от вас, что несколько раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой поимке Нана-Сахиба, и теперь рискую быть отозванным обратно, если по прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет у меня в руках.

— Мы потому ничего не можем достигнуть, милорд, что нет ни одного индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.

— Странно, Уотсон, очень странно! В Европе мы с несколькими фунтами стерлингов давно уже добрались бы до конца.

— Не тот народ, милорд! Вспоминаю, что еще за два года до восстания сипаев все знали о заговоре, кроме нас, и что среди населения в двести миллионов не нашлось ни одного изменника, чтобы предупредить нас! С тех пор, несмотря на все старания, я мог найти только двух человек, которые согласились служить нам против своего народа: Кишнайю, согласившегося на это по религиозным мотивам, — чтобы мы не мешали тхугам совершать их кровавые мистерии, — и Дислад-Хамеда, ночного сторожа Биджапура, которого я убедил, что он делает этим приятное Брахме, так как восстание задумано мусульманами.

— Не этого ли человека вы хотите представить мне, Уотсон?