Сердар, давно уже пришедший в сознание после своего обморока, начинал терять всякую надежду, а потому, услышав голос слона, не мог удержаться от крика восторга, забыв даже, как опасно раздражать кобр, — крика дикого, сумасшедшего восторга, вырвавшегося у него со всей силой легких, крика, какой могут испускать только люди, видевшие смерть лицом к лицу и понявшие вдруг, что жизнь, которую они считали безвозвратно потерянной, снова возвращается к ним.
— Ауджали! Ауджали! Мой честный Ауджали! — воскликнул несчастный.
А слон по-прежнему тихо ворчал, выражая своему хозяину радость, что нашел его.
— Кто тут еще вместе с тобой, мой честный Ауджали? — спрашивал Сердар.
И он по очереди стал звать Барнета, Нариндру и двух остальных туземцев.
В эту минуту слон схватил крышу из ветвей, лежавшую на яме, и сбросил ее вон. Свет моментально залил всю яму, и Сердар тут только понял, увидев Ауджали у краев своей тюрьмы, почему призывы его не получали никакого ответа; он понял также с ужасом, от которого сжалось его сердце, что спасение его, возможное при помощи товарищей, которым оно обошлось бы без большого труда, было невозможно при помощи одного слона.
Главная задача заключалась теперь в том, чтобы помешать последнему сделать какую-нибудь неосторожность, так как вид змей, когда осветилась яма, вызвал у него настоящий приступ гнева. Слон не боится укуса кобры; толщина кожи защищает его от действия яда, о чем он, весьма вероятно, знает. Тем не менее достаточно одного вида самой маленькой змеи, чтобы привести его в бешенство.
А между тем то, чего так боялся Сердар, как раз способствовало его избавлению от неудобных и опасных гостей, которые поселились на нем. Увидев Ауджали, который ходил взад и вперед вокруг ямы, ворча и стуча ногами по земле, кобры заволновались и, осторожно отделившись от тех мест, которые они занимали, тем самым избавили несчастную жертву от ужасного положения, в котором они держали ее в течение нескольких часов. Оставив в покое Сердара, они зашипели, надули щеки воздухом и, свернувшись спиралью, пробовали прыгнуть вон из ямы. Но несмотря на то, что они подымались на воздух с быстротой стрелы, они достигали только половины пространства, отделявшего их от врага, который возбуждал их гнев.
Змея принадлежит к числу созданий, стоящих на одной из самых низких ступеней развития, она положительно глупа, не может оценить препятствия, которые встречаются на ее пути, и не приноравливается к ним. Она целыми часами будет биться о скалу, через которую хочет перейти, или пробовать пролезть в отверстие гнезда карриасов, слишком узкое для нее.
Судьба сжалилась на этот раз над долгими страданиями Сердара и объединилась с Ауджали для его спасения. Бегая вокруг тюрьмы, где был его хозяин, он случайно столкнул в яму одну из бамбуковых палок, которые служили поддержкой для веток и листьев, прикрывавших отверстие ямы; палка, к счастью, упала таким образом, что образовала собой нечто вроде моста, идущего от дна ямы до ее внешних краев.
Не успел конец палки коснуться земли, как одна из кобр ринулась к ней с быстротой молнии и, свернувшись спиралью вокруг нее, так быстро выползла по палке из ямы, что Ауджали при всей своей ловкости не успел схватить ее. Других ждала иная участь: по крайней мере половине этих вредных животных он сломал хоботом позвоночный хребет и швырнул их на землю, где они судорожно извивались, будучи не в силах сдвинуться с места.
Когда последний враг его исчез из ямы, Сердар испустил громкий крик торжества… Он был спасен!
— Спасен! Спасен! — кричал он в экстазе. — Спасен! Благодарю тебя, боже! Ты не допустил, чтобы я умер, не завершив начатого мною дела. Теперь мы померяемся с вами, сэр Уильям Браун! Клянусь, я отплачу вам за те невыразимые муки, которыми я обязан вам, а что касается до орудий вашей мести, они не выйдут живыми отсюда.
Тот же самый бамбук, который помог кобрам выбраться из ямы, сделался и его орудием освобождения. Он вышел, однако, не сразу, а спустя несколько минут; реакция организма была так сильна, что ноги его дрожали и нервные судороги сковали его члены. Проявления такой слабости никогда не продолжались у него долго, а нетерпение быть на свободе побуждало его скорее употребить всевозможные для этого средства. Схватив бамбуковую палку, он почти перпендикулярно установил ее в яме и затем с ловкостью акробата взобрался по ней наверх.
Видя своего хозяина здоровым и невредимым, Ауджали не знал, чем выразить ему свою радость; он старался издавать самые нежные трубные звуки, которыми природа наделила его вместо голоса, шевелил огромными ушами и делал тысячи прыжков, не свойственных его степенной наружности.
— Тише, Ауджали, тише! Надо спешить… нам предстоит трудное дело сегодня ночью.
III
ДОЛИНА НАЧИНАЛА ПОКРЫВАТЬСЯ МРАЧНЫМИ тенями заходящего солнца, которое давно уже перешло за уровень высоких гор, окружавших джунгли. Это было именно то время, когда Рама и Нариндра с отчаянием в душе искали своего друга гораздо выше тех мест, где происходили только что описанные события; далекое расстояние, а вместе с тем и густая растительность мешали Сердару слышать их призывы и выстрелы их карабинов.
— Идем, Ауджали! — сказал Сердар, усаживаясь на шею животного. — Скорее к проходу, дитя мое!
И он направил слона в направлении, по которому сам шел сегодня утром, так как у подошвы горы растительность была редкая, низкая и потому не затрудняла движений слона. Трудно описать радость Сердара, наполнявшую его сердце в эту минуту. Полный надежд на будущее и слегка зараженный суеверием, как все люди, долго жившие на Востоке, он смотрел на свое чудесное избавление из приготовленной ловушки как на несомненный знак успеха в своих будущих предприятиях. Прежде всего он хотел совершить акт правосудия и отомстить человеку, согласившемуся быть агентом губернатора Пуант-де-Галля в этой подлой засаде. Вряд ли этот негодяй успел добраться до прохода, и наверное удастся захватить его, что было только вопросом времени и быстроты, после чего Сердар присоединится к друзьям, которые должны быть сильно обеспокоены его участью.