— И мы можем все время возвращаться обратно и набирать песку, а после снова возвращаться и снова набирать, и так ездить взад и вперед до тех пор, пока не вывезем и не распродадим всю эту пустыню; и никто нам не помешает, потому что мы выхлопочем себе патент.
— Господи боже! — говорю я. — И мы станем такими богатыми, как Креозот, да?
— Ну да, ты хочешь сказать — «как Крез». Понимаешь, дервиш искал в том холмике все сокровища мира — и не знал, что у него под ногами тысяча миль настоящих сокровищ. Погонщика он ослепил, а сам был куда более слеп.
— Масса Том, сколько же у нас всего денег будет?
— Я пока точно не знаю. Надо еще высчитать, а это нелегкое дело, потому что тут больше четырех миллионов квадратных миль песку, по десять центов склянка.
Джим страшно разволновался, но, услыхав про склянки, немножко успокоился, покачал головой и сказал:
— Масса Том, нам не купить столько склянок. Даже королю — и то столько не купить. Давайте лучше не будем забирать всю пустыню, масса Том, — ведь эти склянки нас вконец разорят, уж это точно.
Том тоже притих; я думал — из-за склянок, но оказалось, что нет. Сидел он, размышляя про себя, и все грустнее и грустнее становился. Наконец он сказал:
— Ничего у нас не выйдет, ребята. Придется нам это дело бросить.
— Да почему же, Том?
— Из-за пошлин. Когда ты пересекаешь границу какой-нибудь страны, там всегда находится таможня. Приходят чиновники, роются в твоих вещах и облагают их огромной пошлиной. Они говорят, что таков их долг. Понимаешь, это их долг — обобрать тебя до нитки, если только можно, а если ты не заплатишь пошлину, то они сцапают твой песок. Они называют это конфискацией, а на самом деле просто возьмут да и сцапают. Если мы повезем этот песок в ту сторону, куда мы сейчас едем, нам придется то и дело перелезать изгороди, одну границу за другой — Египет, Аравия, Индия и так далее, — покуда мы совсем из сил не выбьемся, и все они будут тянуть с нас пошлину. Теперь ты понял, что нам этой дорогой не проехать?
— Да к чему все это, Том? — говорю я. — Ведь мы можем просто пролететь над всеми ихними границами— и все тут. Им ведь нас ни за что не остановить.
Посмотрел он на меня с грустью, да и говорит, серьезным таким голосом:
— По твоему, это честно будет, Гек Финн?
Ненавижу я, когда меня вот так перебивают! Я на это ничего не ответил, а Том продолжал:
— Другой путь нам тоже отрезан. Если мы вернемся той же дорогой, какой приехали, то угодим прямо на нью-йоркскую таможню, а она хуже их всех вместе взятых, — и все из-за нашего груза.
— Почему?
— Да потому, что в Америке сахарский песок не разводят, а когда в Америке какую-нибудь вещь не разводят, то надо платить миллион четыреста тысяч процентов, если ты хочешь ввезти ее в Америку оттуда, где ее разводят.
— Не вижу в этом никакого смысла, Том.
— А кто же видит? Зачем ты мне это говоришь, Гек Финн? Ты подожди, пока я скажу, что вижу в этом смысл, а уж после ругай меня за это.