Искатель. 1961-1991. Выпуск 2 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Держа руку на весу, Егор побежал домой.

Ну сволочь! Правду сказал Петька: паскуда! Хватила-таки! Теперь придется в больницу — вдруг бешеная? Застрелю суку такую, ей-богу, застрелю!

Рана оказалась неглубокой, защитил полушубок, и волчьи зубы сорвали только кожу, но кровь текла сильно. Чтобы остановить ее, Егор залил рану зеленкой. От боли глаза полезли на лоб, но кровь стала понемногу запекаться. Отыскав в комоде чистую тряпку, Егор замотал руку и пошел в правление — хочешь не хочешь, а проси снова лошадь. До больницы двенадцать километров, пешком пока дойдешь, а за это время мало ли что сделается с рукой.

В правлении был народ, и Егор, вызвав председателя на крыльцо, рассказал ему о своей неудаче.

— Ну ты даешь, парень! — обеспокоился председатель. — Вот что: бери давай жеребца и гони. Сам доедешь или Василия в провожатые дать?

— Доеду… — Егор помялся и попросил: — Ты, Степаныч, не говори никому, не хочу, чтоб болтали. Мне еще жена вечером холку намылит.

— Ладно, договорились. Иди, не трать времени.

До больницы Егор гнал, не жалея жеребца. Рука ныла, и он боялся, как бы не началось заражение.

В больнице Егору сразу сделали укол, а потом заново перевязали рану, сказав при этом, чтобы он не очень-то радовался, потому что для полного курса ему надо сделать сорок уколов.

Но и это было еще не все. Врач сказал, что собаку, которая укусила, надо показать ветеринарам на случай бешенства.

Покажу, пообещал Егор, стараясь не встречаться с врачом взглядом: он умолчал про волчицу, сказав, что укусила собака.

Назад Егор ехал не торопясь. Жеребец, разгоряченный давешней скачкой, еще не остыл и все порывался пойти во всю силу, но Егор придерживал его. Куда торопиться? Дома не ожидалось ничего хорошего, жена снова начнет старую песенку, и придется оправдываться. А крыть нечем, рука в бинтах, одни пальцы торчат, да еще эти сорок уколов. Вдобавок Егор вспомнил, что, когда завязывал руку, искровенил весь пол, а подтереть в спешке забыл, и жена подумает невесть что.

И все же больше Егора заботило другое — как теперь поступить с волчицей? Застрелить? Но злость у него уже прошла, и он спрашивал себя: а за что убивать-то? За то, что воет? А как же не выть, волк ведь, и вся его волчья сущность в этом. Тебе залепи рот — жить не захочется. Неужели придется отпустить? Засмеют ведь. Ничего себе охотник: сначала тащил, неизвестно зачем, волчицу в дом, потом целый месяц цацкался с ней, а теперь — отпустил! Петька, так тот просто злобянкой изойдет, скажет, что Егор нарочно привадил волчицу, и теперь она так и будет кормиться возле деревни, всех овец перережет. И попробуй лотом докажи, что ты тут ни при чем.

Жена дожидалась Егора. Глаза у нее были покрасневшие, и он понял, что она плакала, застав в доме ералаш и увидев кровь на полу. Егор начал было рассказывать, куда и зачем ездил, но оказалось, что Маша обо всем знает от председателя. Она ни словом не упрекнула Егора, опросила только, что сказали в больнице. Узнав про уколы, всплеснула руками: как же теперь? А как, ответил Егор, ходить придется.

Потом жена привела от бабушки дочку, и они сели ужинать. И за ужином Егор, чтобы совсем успокоить жену, сказал, что отпустит волчицу. Хватит с него всяких приключений. Невелик грех — одним волком в лесу больше станет.

На том и порешили.

2

Кончался март.

По утрам под ногами еще лопались с хрустом намерзшие за ночь колчишки, но к обеду разогревало, и в огородах пахло оттаявшим навозом и сырой землей. Ошалело кричали на деревьях вернувшиеся в гнездовья грачи.

Странное состояние владело Егором этой весной.

Раньше его всегда тянуло в лес. Сезон не сезон, он брал ружье и на целый день уходил из деревни. Дело в лесу всегда находилось — и тропы новые поискать, и норы барсучьи приметить, и глухариные тока. Хорошо было и просто посидеть в каком-нибудь тихом месте, послушать, как поют птицы, последить за белкой или ежом. Особенно нравилось в лесу ранней осенью, когда летели журавли, а листья осин и кленов покрывались багрянцем. Ранняя осень — самое тихое время года. Лето с его буйством цветения и несмолкающим гомоном птиц прошло, а время дождей и сплошного листопада еще не наступило, и в этот короткий промежуток природа как бы отдыхает от бурных дней молодости и готовится к будущим переменам. Падают первые листья, леса светлеют, и в них становится видно далеко и отчетливо. Птицы все на полях, и лишь дятлы стучат в просторных рощах да ползают по стволам молчаливые поползни.