Искатель. 1961-1991. Выпуск 2 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Душевное равновесие снова вернулось к Егору. Обидная мысль, что он так и остался для волчицы чужим, ушла из головы, и он шагал легко и споро, поглядывая на волчицу, которая то трусила сбоку, то забегала вперед и, останавливаясь, оборачивала к нему морду.

— Иди, иди, — говорил ей Егор, и волчица послушно бежала дальше.

В лесу пахло багульником, среди папоротников стали попадаться муравейники, и Егору вдруг неодолимо захотелось попробовать муравьиного сока. У него даже скулы свело от предвкушения. Он остановился, перекинул мешок с правого плеча на левое, сломал прутик, зубами очистил его от кожицы и пошел было к ближайшему муравейнику, но волчица вдруг подняла шерсть на загривке и тихонько зарычала.

— Ты что? — удивился Егор, однако остановился и поглядел по сторонам. Волчица просто так не зарычит, видно, что-то учуяла. Шагах в трех, как раз на пути к муравейнику, лежала куча хвороста, л, проследив за взглядом волчицы, Егор увидел змею. Свернувшись в клубок, на хворосте грелась серо-черная гадюка. Она была почти неотличима от толстых, сероватых хворостин, и Егор подивился зоркости волчиного взгляда. Конечно, змея ничего бы не сделала Егору, он обошел бы хворост стороной, но все равно он был благодарен волчице за предупреждение.

— Ах ты, моя охранительница! — сказал Егор, возвращаясь назад. — Ладно, пойдем, а то волчатки-то небось упрели в мешке.

Логово пустовало. Да и кому оно было нужно здесь — ни лиса, ни барсук не полезут в такую сырость. Одни волки любят болота.

Егор скинул с плеча мешок, развязал его, и волчата, жмурясь от солнца, вылезли наружу. Волчица тотчас начала облизывать и обнюхивать их, а они тянулись к ее соскам и в конце концов завалили ее.

— Ну поешьте, поешьте, — сказал Егор, — а я пока покурю.

Он сел в сторонке и начал скручивать цигарку, но так и не скрутил: неподалеку качнулась ветка, и из кустов выглянул вояк. И сразу скрылся. Все произошло так быстро, что даже волчица ничего не заметила. Закрыв глаза, она лежала на боку, а волчата с причмокиванием сосали ее, и животы у них раздувались, как резиновые мячики.

Ну вот и все, теперь все были в сборе. Волк, конечно, давно следует за ними и наверняка свиделся с волчицей в лесу. То-то она и прибежала как очумелая. А теперь и сам хозяин явился.

— Проморгала, — сказал Егор, когда волчица кончила кормить. — Мужик-то уж тут вертится.

Но волчица была занята другим. Она крутилась возле логова и все что-то вынюхивала, к чему-то приглядывалась и прислушивалась. Егор знал, что волки вряд ли будут жить на старом месте, где их однажды уже потревожили, но теперь это была не его забота. Пусть живут где хотят, это их дело.

Волчата с опаской, но настырно обследовали островок. Им-то было все равно, где жить, были бы мать и отец под боком, и скоро они уже вовсю бегали и катались по траве, чувствуя себя в полной безопасности под надзором Егора и матери.

Вдали громыхнуло, воздушная волна покатилась над болотом, и волчата испуганно бросились к волчице.

— Гроза будет, — сказал Егор и поманил волчицу: — Ну, иди сюда. Посидим да двину, мне еще после обеда в кузнице работать. А вы живите. Мужик у тебя толковый, а о тебе и говорить нечего. Проживете. А захочешь прийти — приходи, всегда приму. — Егор погладил волчицу по голове, прижался к ней щекой. Грусть переполняла сердце, словно он расставался не с волком, а с родным человеком. Уйдет сейчас, и, кто знает, свидятся ли. — Живите, — повторил Егор. — А в случае чего — приходи…

Когда, отойдя, он оглянулся, около волчицы уже был волк. Егор махнул им рукой, а когда еще раз оглянулся, не увидел за деревьями никого…

Часть третья

СМЕРТЬ

1

Летние ночи подступали незаметно. В лунном свете растворялись сумерки, и синяя темнота, постепенно густея, соединяла небо и землю. Не за горами был сенокос, и, набираясь сил, ложились спать пораньше. Все затихало в деревне, лишь сторож ударял время от времени в рельс, и протяжный звон катился за околицу, в теплую тишину лугов и полей.

Готовился к сенокосу и Егор. Косовица — дело общее, мирское, и на это время всех, кого только можно, отряжали косить. Людей снимали отовсюду, и даже в кузнице оставался один Гошка.