Драйверы

— Я тоже — не доктор, но подставлять Гена нас не стал бы. Это точно. А то, что нас пасли… Скорей всего, Гена прав — моя вина. Если бы я не сунулся со своим старым паспортом. И черт меня дернул намудрить. Эта мулька с паспортом — экспромт, импровизация. Понимаешь? Очко у меня в последний момент дрогнуло. На кой черт, думаю, я перед этим парнем с их водкой своей новой хижиной светиться буду? Я же тебе специально на пачке «Беломора» записку чирканул, что я Зайцев. Да и тот, «рыбник» с Сенного, меня тоже только как Зайцева знает… Видел, как Гена вначале взвился, когда я ему об этом сказал? Они же все игроки — как и ты, между прочим — ходы всякие просчитывают, варианты. А я взял и перепутал им случайно расклад. А об Ахмете я, честно, ну ничегошеньки не знал. И получается, что даже полковник о нем не в курсах был, пока они не перебазарили. Только сейчас вот и прояснилось. Может — разные ведомства? Да не злись ты — деньги-то все равно остаются деньгами. Восемьсот баксов, плюс небольшое приключение — плохо ли?

— Приключение… Все они видят, все они слышат… Если бы я с автоматом на подмогу Ахмету за Олонцом не выскочил…

— Да, Борька, ты совершил героический поступок, — немного подлизываясь, сказал я.

— Не подначивай, гадюка. Сам заманил, а сам… Ладно, проехали. Но учти, Витька, ты меня в этом году уже два раза обидел. Так что должок за тобой. Пару плюх бы тебе навесить, да руки рулем заняты. Потом что-нибудь придумаю.

— Ты насчет плюх-то не очень губу раскатывай. Я, между прочим, и сам в лоб качественно дать могу.

— Кто? Ты? Мне?.. Молчи, дистрофик, не серди дяденьку.

— Может, остановишься — стыкнемся? До первой крови?

В детстве, да и повзрослее, мы с Борькой, несмотря на дружбу, бывало, выясняли отношения. И невзирая на значительную разницу в весе и росте, я иной раз валял его. Борькины природные данные мне иногда удавалось нейтрализовать знанием некоторых приемов и неплохой реакцией.

— Вот еще… — Борька скорчил презрительную гримасу.

— Приссал значит, — констатировал я.

— Вот ты меня и в третий раз обидел. Эх, Витька, Витька…

— А первый раз когда?

— Тогда… Когда летом за ремонт своей колымаги деньги предлагал. Черствый ты человек, Витька. Черствый и бестактный.

— Да, Боб, нехороший я, гадкий и противный. Но ты меня должен понять и простить, потому что душа у меня ранимая, но добрая. В принципе.

* * *

Оставшись за старшего после нелепой смерти шефа, Балов в помещении центра связи общества с ограниченной ответственностью «Азот» повторял и повторял в микрофон свои позывные и позывные передвижных оперативных групп, и до того навязли в зубах у него эти «Ручьи» и «Сеялки», что становилось тошно… Но приходилось снова и снова нажимать тангенту передатчика и вызывать, вызывать, вызывать… Наконец отозвался «Ручей-семнадцатый».

— «Ручей-семнадцатый», почему не выходили на связь? Где вы находитесь? Прием, — с облегчением спросил Балов.

— Мы все время на связи, но вас не слышали — какая-то постоянная помеха — по всем каналам. Не пойму, в чем дело. Сейчас идем на юг, к Питеру. Уже прошли Лодейное Поле, но объекта пока не обнаружили. Не мог он уйти далеко… Наверное, где-то свернул с трассы. В районе Петрозаводска нам навстречу, на север, прошел наш экипаж. Как поняли, «Сеялка»? Прием.

— Понятно, понятно… Это был «Ручей-шестнадцатый». Вы с ним не связывались? Прием.

— Связались… Там старший был, он приказал нам двигаться дальше по трассе на юг, а сам пошел на север. Прием.

— Понятно, «Семнадцатый»… Продолжайте движение к базе. Через каждые десять минут выходите на связь со мной, — передал Балов «Семнадцатому». — И попытайтесь связаться с «Шестнадцатым», мне он почему-то не отвечает. Передайте, ему — тоже возвращаться. Немедленно. Операцию прекращаем. Прием.