Владивосток, думал маршал Берия. Не туда ли я отправил этого шведского фашистского спеца — на всякий случай, если мы вдруг сами бомбу не сделаем? Совсем я про него забыл, когда наш Юлий Борисович Попов сам успешно разгадал эту головоломку. Ну да ладно, теперь этот швед, видно, все равно сгорел там ко всем чертям. Хотя совершенно незачем было тащить за собой туда весь город.
У двери своей спальни Сталин сказал, чтобы его ни при каких обстоятельствах не беспокоили. После чего закрылся, сел на край кровати и задумался, расстегивая рубашку.
Сталин успел спросить себя, как контейнер с одеялами мог загореться при пятнадцати-двадцатиградусном морозе. Кто-то наверняка за этим стоит… и эту сволочь… надо… надо…
Сталин повалился ничком на пол. И пролежал так в инсульте целые сутки, поскольку раз товарищ Сталин не велел беспокоить, то никто и не беспокоил.
Барак Аллана и Герберта загорелся одним из первых, и друзьям пришлось оставить план забежать туда и переодеться.
Однако лагерный забор уже рухнул, а там, где он был прежде, осталось только несколько сторожевых вышек, но на них уже никто ничего не сторожил. Так что выбраться из лагеря было не штукой. Проблема в том, что делать дальше. Украсть какую-нибудь армейскую машину не представлялось возможным, потому что все они уже горели. О том, чтобы отправиться в город и прихватить какой-нибудь автомобиль там, тоже думать не приходилось. По какой-то причине весь Владивосток теперь был охвачен пожаром.
Большая часть заключенных, уцелевших при пожаре и взрывах, стояли, сбившись вместе, на шоссе, на безопасном расстоянии от гранат, танковых снарядов и всего прочего, что еще продолжало взлетать в воздух. Несколько самых отчаянных пустились в бега, все на северо-восток, в единственном мыслимом для русского направлении. На востоке было море, на западе — Китай, прямо на севере полыхал город. Оставался путь прямиком в ледяную Сибирь. Но солдаты охраны исходили в своих расчетах из тех же соображений и еще до конца дня догнали всех беглецов и отправили прямым курсом в вечность.
За исключением двоих — по имени Аллан и Герберт. Им удалось выбраться на сопку
— Мощная какая сигнальная ракета, — удивлялся Герберт.
— Почти как атомная бомба, — согласился Аллан.
— А куда нам теперь? — спросил Герберт, от холода успев заскучать по лагерю, которого уже не существовало.
— Теперь нам, друг ты мой, в Северную Корею, — сказал Аллан. — А поскольку никаких машин поблизости нет, то прогуляемся пешком. Заодно и согреемся.
Кирилл Афанасьевич Мерецков был одним из наиболее искусных военачальников Красной Армии и наиболее отмеченных государственными наградами. В числе прочего он имел звание Героя Советского Союза и не меньше семи орденов Ленина.
Командуя Четвертой отдельной армией, он успешно отбивался от немцев под Ленинградом, и спустя девятьсот страшных дней блокада была прорвана. Неудивительно, что Мерецкову присвоили звание маршала Советского Союза вдобавок ко всем прочим званиям, орденам и медалям.
Когда Гитлера наконец оттеснили окончательно, Мерецков отправился на восток, девятьсот шестьдесят миль поездом. Предстояло, командуя Первым Дальневосточным фронтом, выгнать японцев из Маньчжурии. Ничего удивительного, что он справился и с этим.
И вот Вторая мировая окончилась, а сам Мерецков страшно устал. И поскольку в Москве его никто не ждал, он так и остался на Дальнем Востоке. И сидел теперь за столом главы Приморского военного округа. Стол был красивый. Из настоящего тикового дерева.
В конце зимы 1953 года пятидесятишестилетний Мерецков по-прежнему крепко сидел за своим столом. Оттуда он руководил советским невмешательством в Корейскую войну. И Мерецков, и товарищ Сталин считали стратегически важным, чтобы СССР
А пока что маршал Мерецков позволил себе немножко расслабиться. У него был, кстати, охотничий домик близ поселка Краскино, в паре часов езды на юг от Владивостока. Маршал старался заезжать туда при всяком удобном случае, особенно зимой. И всегда один. Ну, не считая адъютанта: маршалы ведь сами машину не водят — а то как бы это выглядело?
ebooksa