— И о чем же вы говорили? — поинтересовалась леди Солнышко.
— О крикете! — крикнул Толстик.
— Ничего особенного, — начал оправдываться Папа. — Вполне естественно, что двое мальчишек…
— Трое, — справедливо заметила леди Солнышко, поправляя ребятам одеяла.
Сумерки. Дети сидели тесным кружком на ковре. Первой заговорила Крошка, поэтому Папа, устроившийся в своем кресле с газетой, навострил уши, поскольку наша юная леди, как правило, молчала, и любое выражение ее детских мыслей вызывало интерес. Она нянчила свою истрепанную подушку по имени Ригли, которую любила больше всех своих кукол.
— Интересно, а Лигли пустят в Царство Небесное? — задумчиво спросила она.
Ребята засмеялись. Они почти всегда смеялись над тем, что говорила Крошка.
— Если нет, я тоже не пойду, — серьезно добавила она.
— И я тоже не пойду, если не пустят моего мишку, — заявил Толстик.
— Я скажу, что это холошая, чистая, умытая Лигли, — продолжала Крошка. — Я люблю Лигли.
Она прижала подушку к себе и стала ее баюкать.
— Слушай, пап, — спросил Парнишка самым серьезным тоном, — а как ты думаешь, в раю игрушки есть?
— Конечно, есть. Там есть все, чтобы детям было хорошо.
— А игрушек там как в магазине Хэмли? — поинтересовался Толстик.
— Гораздо больше, — веско ответил Папа.
— Ух ты! — выдохнули все трое.
— Пап, а пап, — начал Парнишка. — А вот мне интересно про потоп.
— Ну, хорошо. А что именно?
— А вот эта история про ковчег. Там собрали всяких животных, каждой твари по паре, и плавали они сорок дней, да?
— Ну, так написано.