Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник]

22
18
20
22
24
26
28
30

Наступила короткая пауза, и мне показалось, что я невольно затронул деликатную сферу, касающуюся прошлого моего попутчика; он же не стал более распространяться на эту тему. Чтобы как-то нарушить неловкое молчание, я предложил ему сигару.

— Нет-нет, благодарю вас, — отказался он, — курить я тоже бросил. Вот это было труднее всего. Однако мне нравится запах табачного дыма. Скажите, — спросил он вдруг, сверля меня пронзительным взглядом своих серых глаз, — почему вы так меня внимательно рассматривали, прежде чем заговорить?

— Это моя профессиональная привычка, — ответил я. — Я ведь врач, а в нашем деле тщательный осмотр — это все. Я и не подозревал, что вы это заметили.

— Я подметил это, даже не глядя на вас, — произнес он с неким оттенком гордости. — Я сначала подумал, что вы сыщик, но потом не смог припомнить вашего лица, потому что в свое время я знал их всех наперечет.

— Так, значит, вы были сыщиком? — удивленно спросил я.

— Да нет же! — рассмеялся он. — Скорее наоборот — тем, кого ищут. Теперь все старые счеты по нулям, с законом у меня все чисто, так что мне даже приятно поведать такому джентльмену, как вы, каким негодяем я был в свое время.

— Ну, все мы в какой-то мере грешны, — философски заметил я.

— О нет, я-то был настоящим мерзавцем. Начал с малого, с мошенничества, а потом сделался взломщиком. Сейчас об этом легко говорить, поскольку я полностью переменился. У меня такое чувство, что я рассказываю о каком-то другом человеке.

— Именно так, — согласился я.

Будучи врачом, я никогда не боялся общения с представителями преступного мира, как это свойственно довольно многим людям. Я всегда с достаточной долей снисходительности принимал во внимание врожденную склонность к правонарушениям, а также влияние жизненных обстоятельств. Поэтому компания этого бывшего жулика не вызвала у меня презрения, и, сидя и попыхивая сигарой, я не без удовольствия заметил, что мой неподдельный интерес потихоньку начал развязывать ему язык.

— Да, теперь я совсем другой человек, — продолжал он, — и, разумеется, куда более счастливый. И все же, — ностальгически добавил он, — временами я тоскую по своей прежней «профессии» и вновь представляю, как темной ночью иду по пустынной улице с фомкой в кармане. В своем ремесле я снискал себе определенную известность и даже имя, сэр. Я из тех, кого называют «старой школой». Очень редко случалось, чтобы мы провалили дельце. В мои времена мы начинали с самого низа, постепенно поднимаясь наверх, своими успешными делами зарабатывая себе уважение, так что нас вполне можно назвать настоящими профессионалами.

— Понимаю, — отозвался я.

— Я всегда считался работящим и скрупулезным парнем, к тому же не лишенным таланта — словом, одним из самых умных. Начал я по замочному делу, затем перешел на двери и косяки, а потом развивал необходимую ловкость рук и, наконец, сделался карманником. Помню, когда как-то раз я ездил домой в провинцию, так мой престарелый папаша все удивлялся, что это я вьюсь вокруг него. Он и представить себе не мог, что я по десять раз на дню сперва опустошал его карманы, а потом клал все обратно, стараясь таким образом не потерять сноровку. Он до сих пор верит, что я работаю в одной из контор в Сити. Смею заметить, что весьма немногие могли тогда превзойти меня в этом ремесле.

— Полагаю, все зависит от практики и тренировки? — заметил я.

— В очень большой мере. И все же, если человек когда-то этим занимался, он до конца жизни не утрачивает наработанных навыков. Прошу прощения, вы уронили пепел на пиджак, — вдруг сказал он, легонько помахав рукой у моей груди, словно стряхивая его. — Вот, — заявил он, протягивая мне мою золотую булавку для галстука, — вы сами убедились, что я не забыл своих старых приемчиков.

Он проделал все это так быстро, что я едва заметил, как его рука скользнула по моему туловищу, и уж подавно не почувствовал, как он коснулся меня. И тем не менее булавка сверкала в его пальцах.

— Потрясающе! — восхитился я, водворяя ее на место.

— О, это так, безделица! Мне довелось участвовать в действительно крупных делах. Я был в той банде, что вскрыла сейф новейшей конструкции. Вы, наверное, помните это дело. Сейф расхваливали как неприступный не то что на практике, а даже в теории, однако нам удалось взломать самый первый из всей серии примерно через неделю после его появления. Мы проделали это с помощью специально изготовленных клиньев, сэр. Первый из них смастерили таким маленьким, что его едва можно было разглядеть даже при свете, а последний закалили так, что мы смогли открыть дверцу. Мы все продумали до мелочей.

— Да, припоминаю, — согласился я. — Однако же кого-то все-таки осудили, ведь так?

— Да, один из наших попался. Но он не раскололся, не дал шпикам ни единой зацепочки, как мы это провернули. Это вполне могло стоить ему жизни. Возможно, я вас утомил своими рассказами о давних преступных деяниях?