Пока я тупо вертел головой, пытаясь понять, что делать дальше, с легким шипением гидравлики плавно распахнулась тяжелая дверь, и на крыльцо вступил человек-гора. Ростом он, как мне показалось, был даже выше длиннющего сопровождающего, и шире его раза в два. Эдакий сказочный Илья Муромец, с длинными белыми волосами, перехваченными на лбу кожаным ремешком, с пышными усами и густой окладистой бородой, покрывающей выпуклую, бочкообразную грудь. Уже знакомый плащ на нем был рубинового, в тон здания цвета, подпоясанный наборным ремнем с притороченным на боку устройством, подозрительно напоминающим носимую радиостанцию.
Великан растянул в улыбке мясистые губы, сверкнув белоснежными зубами идеальной формы, и протянул правую руку:
— Ну, здравствуй, дорогой гость. Чаял, обойдемся без личного знакомства, но, знать не судьба.
Несмотря на столь своеобразное приветствие, мне ничего не оставалось, как подняться по ступенькам и попытаться пожать ту лопату, которую он считал ладонью. Получилось не очень, так как удалось ухватиться только за кончики пальцев. Не обращая внимания на комичность ситуации, хозяин пророкотал:
— Имя мое Богдан.
Я же опустив руки по швам, и коротко поклонившись, отчеканил:
— Степан Дмитриевич Исаков, к вашим услугам.
Исполин усмехнулся, запросто приобнял меня за плечи:
— Серьезен ты, однако, Степан Дмитриевич. Проходи уже, не стесняйся. Раз сумел до моей обители добраться, сам Создатель велел планы на будущее обсудить.
За невысоким порогом меня окончательно добил, казалось, навсегда забытый электрический свет, щедро заливающий помещение из скрытых в мягком пластике стен плафонов. С налившейся болезненной тяжестью головой, я словно во сне шагал вслед за Богданом по пружинящему под ногами ковровому покрытию, ощущая себя невольным и незваным актером в чужой малопонятной постановке.
Короткий коридор закончился дверью с сенсорным замком, срабатывающим на отпечаток большого пальца правой руки хозяина. Дождавшись характерного щелчка, и отступив в сторону, он учтиво пропустил меня вперед. Шагнув за порог, я оказался в рабочем кабинете. Первым делом в глаза бросился огромный монитор на рабочем столе из полированного темного дерева. А одна из стен, напротив окна вообще состояла из множества мерцающих светло-голубых экранов, по которым, время от времени пробегали яркие искры.
В остальном он ничем особым не отличался о множества виденных мной начальственных кабинетов. Разве что на столе не было привычных бумажных развалов, да корешки фолиантов в книжном шкафу пестрели надписями на незнакомом языке с причудливым написанием букв.
Богдан жестом направил меня в дальний угол, где стояли два кожаных кресла и диван, между которыми прятался низенький журнальный столик с прозрачной столешницей. Когда я с невольным вздохом облегчения откинулся на мягкую спинку, он участливо поинтересовался:
— Чай, кофе, сигару?.. Или, может, ты голоден?.. Кстати, у нас тут все по-простому, поэтому предлагаю оставить церемонии и сразу перейти на «ты».
Испытывая острую потребность в любом допинге, пусть даже таком безобидном, как приправленный никотином кофеин, я интенсивно закивал головой в ответ сразу на все предложения. А когда гигант, вопреки ожиданиям не пользуясь услугами помощника, лично принес из соседней комнаты, видимо исполнявшей роль кухни две дымящиеся чашки, поставил на стол коробку с сигарами и пепельницу, то решил сразу взять быка за рога:
— Не сочтите за труд, разъясните, у кого же я имею честь гостить?
Богдан, севший в кресло напротив, пригубил из чашки и, прищурив один глаз, словно целясь, пристально взглянул на меня. И тут я, в очередной раз обмирая, разглядел, что его зрачок у него не круглый, а вытянутый как у змеи.
Будто почуяв мое замешательство, он хмыкнул, поставил чашку и начал с ответа на еще не заданный вопрос:
— Ты мыслишь в правильном направлении. Мы не местные уроженцы, и поэтому между твоим и моим организмом имеется некая, не очень существенная, физиологическая разница. Строение зрачка как раз одно из таких отличий. За территорией базы я пользуюсь контактными линзами, а дома, само собой, нет никакого смысла этого делать.
Мне непереносимо захотелось скрипнуть зубами от отчаяния. Вопреки очевидному, до самого конца отчаянно не хотелось верить собственным глазам. Занимаясь откровенным самообманом, все это время я тщетно пытался себя убедить, что окружающее сплошная грандиозная мистификация.
ebooksa