Укразия

Идут…

Улица не дышит, и каждый шаг офицеров отдается гулко, как в колоколе, в пустой душе каждого дома. Около ворот, у глазка на улицу, вросли в землю очередные дежурные.

— Кажется, прошли.

— Остановились.

— Нет, идут дальше.

Удар прикладом в ворота нарушил тишину.

И сразу за воротами дома тихим эхом зазвучал в унисон первый удар в медный таз.

Через мгновение весь дом ожил, каждая комната кричала, била в тазы, чугуны, и весь дом, погруженный в мрак, кричал.

Крик в улицу…

Крик в ночь…

Отчаяние, бессильный протест против произвола.

Дом кричал… А через мгновение начинал кричать следующий дом, и наконец улица наполнялась невероятно жутким криком и шумом.

Тазы, чугуны и всякая посуда шла в ход. От малого до большого, в каждой семье, с напряженно испуганными глазами, били во что ни попало, кричали, бросали мебель и напряженно ждали в тоске и ужасе, не открылись ли ворота.

Очень часто такие отряды возвращались ни с чем, не имея сил бороться с кричащей улицей.

И сейчас, где-то вдали, из города, до ушей Джона доносился крик улицы, создавая невероятно странный шум, создавая фантастику и без того фантастических ночей в царстве белых…

Из подъезда шантана вышла женщина, и на мгновение ее фигура замерла в ярком провале света, в отчаянии перед тьмой, в которую надо было идти.

Из тьмы появилась фигура высокого офицера.

На мгновение взгляды их скрестились. Оба смотрели в упор.

— Разрешите проводить, сударыня?

— Ах, поручик, вы меня крайне обяжете.