— Он сегодня в три часа ночи будет расстрелян лично мной.
Холодно поклонился и отошел к преддиванному столику. Делая вид, что одевает перчатки, Энгер быстро схватил сумочку Кати и, вынув браунинг, спрятал его в карман. Оглянувшись на растерянного генерала и окаменевшую Катю, Энгер, жестко улыбнувшись, вышел.
Генерал успел все-таки отвести Катю в приготовленный угол и суетился, желая снять с нее пальто.
Катя забылась. Вечно на дороге этот проклятый Энгер. Вечно он, он и он… Ни одного шага, чтобы не столкнуться с его волей, с ним. Опомнившись, отвела руки генерала и, схватив сумочку со столика, выбежала из комнаты.
Генерал остался совершенно ошеломленный. Он испустил глубокий вздох и упал в кресло, вытирая выступивший на лбу пот.
На улице Катя подбежала к извозчику.
— Занят.
Катя пробежала дальше. Остановилась. Где Энгер? Она должна вот сейчас, сегодня убить… убить, уничтожить его, чтобы он не сорвал их работы, чтобы не помешал подготовке восстания.
Оглянулась.
В пролетку сел Энгер.
Вся — порыв, Катя раскрыла сумочку, но рука не столкнулась с холодной лапкой стального металла.
Энгер, проезжая мимо и видя растерянное лицо Кати, улыбаясь, небрежным жестом швырнул ей под ноги револьвер.
Проехал дальше.
Катя, схватив револьвер, задрожала от злости. Побежала по улице. А в голове одна мысль:
«Сегодня в три часа ночи… Сегодня в три часа ночи…»
Генерал вскочил с кресла, позвонил и со всей генеральской яростью обрушился на вошедшего вестового.
— Идиот!.. Я приказал никого не принимать? Прикаа-заал?!
И, заложив за спину руки, генерал побежал по комнате.
— Пойди скажи, чтобы тебя, сукин сын, поставили усиленным под винтовку.
Вестовой пошел к выходу.