Сойдя с электрички в Удельной, Пайментс спустился с платформы и, обойдя здание станции, остановился, оглядывая пустой пристанционный сквер. Вскоре, кажется, он нашел то, что искал, — небольшую скамейку у коротко обрезанного кустарника. Подошел к ней, сел, хотел было посмотреть на часы, но тут же удовлетворенно хмыкнул. К скамейке подошел маленький худощавый человек с аккуратной бородкой. Сел, кашлянул, спросил:
— Вы меня узнали?
Угол рта Пайментса дернулся:
— Узнал. Хотя бородка выглядит не очень натурально.
— Это на всякий случай. Я уверен, хвоста нет, но на всякий случай. На каком языке будем говорить?
— На каком угодно.
Бородач поерзал, криво усмехнулся:
— Думаю, лучше на русском. Видите ли, у меня… то есть у нас все математически рассчитано.
— Не беспокойтесь, у меня тоже все математически рассчитано.
Бородач незаметно сунул руку в карман джинсов, вынул серебряный кружочек, пришлепнул к колену, отнял ладонь.
— Рубль восемнадцатого века. Единичная.
Пайментс не спеша полез в карман куртки, достал лупу, платок, тщательно протер линзу. Взял монету, принялся изучать — то отводя, то приближая лупу. Хмыкнул:
— Похожа на подлинную.
Бородач скривился:
— Перестаньте. Неужели мы будем подсовывать фальшивку, если речь пойдет о коллекции? Вам жизни не хватит, чтобы вывезти все монеты.
— Хорошо. Сколько?
— Сейчас — десять тысяч. Как аванс. Остальные со следующей монетой. Если все будет хорошо.
— Сколько всего?
— Тридцать тысяч.
— Ого. Дороговато.