— И что же Лещенко?
— Старик сразу же сказал, что это подлинник и, возможно, он купит монету. Но попросил оставить — на время. Я позвонил через два дня, он: простите, молодой человек, ошибся, можете забрать монету, это явная подделка.
Уваров сидел так же спокойно. Лагин потер лоб:
— Вообще-то я знаю, Лещенко человек честный, но тут закралось сомнение, ведь сначала он сказал, что это подлинник. Обидно стало, но хорошо, думаю, проверим. Взял у него монету, прихожу домой, смотрю — монета-то не моя. Действительно, фальшивка, самая настоящая фальшивка, но главное — не моя.
Уваров сказал раздельно:
— Как вы это определили?
— А что тут определять? Свою монету я знаю как облупленную. Каждую отметинку, зазубринку, характер чеканки. А тут смотрю, совершенно другая монета, подсунул старик липу.
Уваров хмыкнул:
— Сомневаюсь, чтобы Лещенко кому-нибудь мог подсунуть липу.
— Да я сам удивился, подумал еще: вот тебе и честный. Покрутил я этот кругляшок, вечером ничего делать не стал, а утром — к нему. Час, наверное, ломился, он не пускал. Я ему: Арвид Петрович, отдайте монету по-хорошему, а он — отдал же я вам монету, что вам еще нужно?
Лагин говорил, воодушевляясь, почти увлеченно, и я подумала: до чего же все точно размечено, не придерешься.
— А потом?
— А что потом? Потом он меня все-таки впустил.
— Странно. То не хотел пускать, то вдруг впустил.
— Не знаю уж, почему он меня впустил. Совесть ли заговорила, или что.
— Что было дальше?
— А что дальше? Впустил он меня, открыл сейф — да, говорит, вот ваша монета, это действительно подлинник, я его у вас покупаю.
— Так и сказал — покупаю? — тихо спросил Уваров.
— Да, так и сказал. Хотите, можете забрать, хотите оставляйте, но считайте, монету я купил. Покупку оформим через музей, чтобы не было претензий.
Лагин смотрел на Уварова, будто ждал решения своей участи. Уваров сказал так же тихо: